Честно говоря - Ирина Витальевна Понаровская
Постоянные подколки, подтрунивания, какие-то язвительные фразочки, причем все это происходило на моей территории. Я ей говорю: «Ну, послушай, это ты приходишь ко мне в дом, я к тебе не хожу, а ты являешься и начинаешь пакостить. Я не уборщица, не хочу за тобой убирать». Вот такие вещи – изощренное длительное измывание над собой я простить не в силах. Давала ей море шансов, она ударялась в слезы, но при этом ни разу не извинилась, не признала свою вину. Только оправдывалась, что сейчас якобы в полном раздрае, вот только при этом на антидепрессантах сидела я, а не она.
Когда я вернулась в шоу-бизнес и стала немножко работать и зарабатывать какие-то деньги, ее стала душить жаба. Я спросила: «А что такое, почему ты опять со мной так разговариваешь? Ты что, завидуешь?» Она ответила: «Может быть». На этом наши отношения закончились. Такую гадость со стороны подруги я не прошу никогда. В общем, в конце концов, я ее выгнала с порога своей квартиры.
Сейчас мы с ней не общаемся вообще, и это после 10 лет дружбы. У меня такие вещи происходят в один момент: иду, иду, иду, а потом вдруг раз – обрыв и все, мы врозь. Больше я никогда не дам этому человеку шанс, мне это не надо просто. Я не стала ее врагом, она мне не враг, потому что противник должен быть достойный. А хамство – это, с моей точки зрения, слабость, и мозговая, и человеческая. А там где слабость, там и зависть – это все одно с другим связано. Поэтому нам не по дороге, я встаю на правильную рельсу, и ни в какой вселенной мы с ней больше не сойдемся.
Есть что-то такое, за что вам стыдно?
Мне, наверное, перед Богом неловко за то, что прожила жизнь не с одним-единственным мужем, а хотелось-то ведь раз и навсегда. А так по большому счету меня не преследуют какие-то позорные поступки, скажу честно. Меня так воспитали, что слежу за базаром и всегда думаю о том, что и как говорю. Никогда никому не хамлю – это вообще не в моем характере. Даже представить себе не могу, как можно произносить некоторые слова, да еще с такой интонацией, которую часто наблюдаю у той же Долиной или Киркорова, – у них такой фирменный претенциозный тон, типа «кто вы все такие». Вот это вообще не про меня. Я по жизни дипломат, лучше промолчу и отойду. Но иногда, конечно, могу сказать и прямо в лицо – это будет тихо, без ругани и хамства, но очень обидно, хоть и правда. И у меня такие случаи были – мне приходилось подходить близко к человеку и говорить: «Ты знаешь, есть о тебе такой слух, что ты человек не первого сорта. Но что ты такое говно, я никогда не предполагала». Как правило, больше с этим человеком судьба меня не сводила, но если вдруг где-то мы с ним и сталкивались, я не делала вид, что не знаю его, могла поздороваться и пройти мимо, потому что разговаривать нам с ним было решительно не о чем. Я в этом отношении принципиальный человек, не надо меня трогать, не надо обижать и лить на меня грязь, потому что не заслуживаю этого. Сама я – причем абсолютно не важно, президент передо мной или проводник поезда – со всеми всегда стараюсь вести себя уважительно и того же жду от других.
Чтобы нечего было стыдиться, всегда контролирую не только свои слова, но и поступки, поведение. Как-то даже отказалась идти выступать за одним артистом разговорного жанра в концерте (имя называть не буду, его уже нет в живых). Знаете, раньше таких сборных концертов было много – артисты театра, киношники, певцы, танцоры, циркачи. Так вот, он произносил пошлейшие тексты, а я по программе должна была идти сразу после него. И я сказала, что не пойду за ним, мне стыдно выходить на сцену. Попросила переставить меня на другое место, и мне, к счастью, пошли навстречу.
Однажды в газете «Советская культура» вышла статья обо мне, в которой, в частности, рассказывалось о том, что я отказалась от фотосессии в мужском журнале. Это были те годы, когда только-только стали как-то нос высовывать и сразу же по сексу ударили. Ну, и у нас быстро появилось много всяких журналов типа Playboy. И мне, как красивой женщине с хорошей фигурой, предложили поучаствовать в этих полуголых сессиях. Я ответила вежливо, но категорично: «Ребят, вот когда у меня пропадет голос и не будет профессии, я, может быть, и подумаю, как еще можно деньги заработать. Но сейчас советую вам привлечь женщин, которые профессионально это делают, а я-то тут при чем, зачем мне это?» А вот представьте себе, если бы я тогда согласилась? Сейчас мой сын нашел бы в интернете какие-то такие вещи и спросил: «Мам, ты чего вообще? И ты еще меня учишь чему-то?»
У меня в голове не укладываются все эти фото в мужских журналах. Типа «вот он, а вот его причиндалы, а вот мои причиндалы. А вот моя нога, которая до сих пор, в мои 40 лет, красивая, а у него – поскольку он на 15 лет младше меня – попа красивая». Как, зачем, что это? Это же такая тайна, мне кажется. Я бы, наоборот, все это накрыла таким толстым слоем одеяла, чтобы никто не видел – это только мое, никому не покажу, никому не отдам.
А вы никогда не думали о том, что, теряя шансы, мы упускаем возможности?
По всей вероятности, я все-таки немножко фаталист – в том плане, что мне не кажется, будто жизнь устроена так, что мы эти шансы сами упускаем. То, что упущено, упущено не случайно – вот у меня такое ощущение. Некоторые говорили: «Вот, ты упустила. А могла бы быть круче, чем она, или богаче и знаменитей, чем он. Ты могла бы, могла бы…» Я отвечаю, что, раз не получилось, значит, были причины, потому как я из тех людей, которые, в общем-то, делают все, что в их
