Есенин, его жёны и одалиски - Павел Федорович Николаев
И это писалось в стране, где подавляющая часть населения была верующей, для них эти «перлы» были не хулиганством, а святотатством. А вот для новых властителей – то, что надо. Спасали поэму её заключительные строфы, как бы примирявшие верующих и атеистов:
Кто-то с новой верой,
Без креста и мук,
Натянул на небе
Радугу, как лук.
Радуйся, Сионе[19],
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.
Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера – в силе.
Наша правда – в нас!
«Инония» – поэма о иной стране, о стране крестьянского рая. Она вошла в цикл на тему «Россия и революция». А. Марченко, исследовательница творчества Есенина, так оценивала этот цикл: «Ни одно из созданных в те годы поэтических произведений, включая “Двенадцать” Блока, не может соперничать с этой уникальной вещью по части органического сродства с мужицкой стихией, разбуженной эпохой войн и революций».
…Как-то Есенин попал в большую компанию московских писателей. В.Ф. Ходасевич писал позднее об этом следующее:
«Помню такую историю. Весной 1918 года один известный беллетрист, душа широкая, но не мудрая, вздумал справлять именины. Созвал всю Москву литературную:
– Сами приходите и вообще публику приводите.
Собралось человек сорок, если не больше. Пришёл и Есенин. Привёл бородатого брюнета в кожаной куртке. Брюнет прислушивался к беседам. Порою вставлял словцо – и не глупое. Была в числе гостей поэтесса К. Приглянулась она Есенину. Стал ухаживать. Захотел щегольнуть – и простодушно предложил поэтессе:
– А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою».
Под пером И.А. Бунина этот рассказ получил такую интерпретацию: «У Есенина, в числе прочих способов обольщать девиц, был и такой: он предлагал девице посмотреть расстрелы в Чека – я, мол, для вас легко могу устроить это».
Эти и подобные байки, порождённые в среде русских эмигрантов, Есенин услышал во время своего заграничного путешествия в 1922–1923 годах и ответил на них в стихотворении «Я обманывать себя не стану…»:
Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам…
Но мы несколько забежали вперёд, а здесь нужно отметить, чем важно было посещение Есениным известного писателя именно в 1918 году. Он не затерялся среди сорока других московских литераторов, его и заметили, и выделили среди этих сорока.
В гостинице на Тверской Есенин и Райх пребывали недолго: приближался срок родов Зинаиды Николаевны, и она уехала в Орёл, к отцу и матери, а Сергей Александрович перебрался к отцу (Б. Строченовский переулок, 24).
11 июня Райх родила девочку, назвали её Таней. Сергей Александрович, получив извещение о том, что стал отцом второго ребёнка, поспешил в… Нет, не в Орёл, а в Константиново, ибо там, по выражению сестры поэта Кати, «творилось бог знает что». Да и Л. Кашину хотелось повидать.
Прибыл вовремя: спас её имение от разграбления, но от конфискации не уберёг. В Москву возвращались вместе и расставаться не торопились. Андрею Белому Есенин сообщал, что лежит «совсем расслабленный» в постели, и указывал свой адрес: «Скатерный переулок, дом 20, Лидии Ивановне Кашиной для С. Е.».
На Воздвиженке. В столицу Есенин вернулся 22 сентября. Приют нашёл в доме Пролеткульта на Воздвиженке, откуда по старой памяти захаживал в «Лоскутную». Пётр Авдеевич был рад этим визитам.
«Как-то во время одной из наших бесед, – вспоминал Кузько, – я рассказал Есенину о том, какую огромную организаторскую работу по снабжению населения продуктами первой необходимости выполняет А.Д. Цюрупа и его коллегия и как скромно живут нарком и его помощники. Народный комиссар продовольствия А.Д. Цюрупа обедал вместе со своими сослуживцами в наркомпродовской столовой (бывший ресторан Мартьяныча в том же здании в Торговых рядах), причём частенько без хлеба.
Есенин попросил познакомить его с Цюрупой. Будучи секретарём коллегии, я легко устроил эту встречу.
Цюрупа был внимателен и приветлив с Есениным. Во время короткого разговора Цюрупа сказал, что он рад познакомиться с поэтом, что он о нём слышал и читал некоторые его стихотворения, которые ему понравились. При прощании Александр Дмитриевич просил передать привет Зинаиде Николаевне, которая в это время уже не работала в комиссариате. Сергей Александрович был очень доволен этим свиданием.
По характеру своей работы мне приходилось бывать в кабинете у Председателя ВЦИК Я.М. Свердлова, который иногда беседовал со мной о положении продовольственного дела на местах и о крестьянстве. Однажды мы заговорили и о Есенине. Я рассказал Якову Михайловичу о своём знакомстве с поэтом. Оказалось, что Свердлов знал о Есенине и ценил его талант, хотя ему не нравилось есенинское преклонение перед патриархальной Русью».
Да, в первый год существования советской власти Есенин был настроен весьма сочувственно по отношению к ней и её представителям. Поэт Пётр Орешин писал об этом периоде его жизни: «Для Есенина эта весна и этот год были исключительно счастливыми временами. О нём говорили на всех перекрёстках литературы того времени. Каждое его стихотворение находило отклик. На каждое обрушивались потоки похвал и ругательств. Есенин работал неутомимо, развивался и расцветал своим великолепным талантом и необыкновенной силой».
Сергей Александрович жил в доме № 16 – в причудливом особняке мавританского стиля, частично скопированного с португальского замка Пена в Синтра. До революции владение принадлежало А.А. Морозову. Картину строительства этого «глупого, ненужного дворца какому-то глупому и ненужному человеку» нарисовал Л.Н. Толстой в XII главе романа «Воскресение». С мая 1918 года здание занимали различные организации Пролеткульта. Осенью Есенин работал совместно с М.П. Герасимовым, заведующим литературным отделом московского Пролеткульта. Для жилья Михаилу Прокофьевичу была предоставлена в «мавританском» особняке ванная комната. Это было большое светлое помещение с декадентской росписью на стенах. Вот в нём и творил три-четыре месяца Сергей Александрович.
Первой совместной работой сожителей стала «Кантата», написанная по просьбе скульптора С.Т. Конёнкова. Это произведение создавалось к открытию мемориальной доски на Кремлёвской стене в память о героях революции.
«Кантата» состоит из трёх частей. Первая часть принадлежит М.П. Герасимову, третья – С.А. Клычкову, вторая – С.А. Есенину:
Спите, любимые братья,
Снова родная земля
Неколебимые рати
Движет под стены Кремля.
Новые в мире зачатья,
Зарево красных зарниц…
Спите, любимые братья,
В свете нетленных гробниц.
Солнце