Бухта половины Луны - Евгений Иванов
В конце длинной стойки здоровяк с пивным забродившим пузиком, обмахивая себя веером из разноцветных лотерейных билетов, сосредоточенно пялился в телевизор под потолком. Бармен, намывая стаканы, тоже поглядывал на экран. Прошла реклама, началось лотерейное шоу.
Я присел, кивнув, и, достав свой билет, расправил его на барной стойке.
– Три. Восемь. Пятнадцать. Двадцать два… – помпезно зачитывала выигравшие номера сочившаяся счастьем блондинка с пышным начёсом. – Поздравляем всех, кто угадал номера в этой серии!
Это были не мы. Всё мимо! Миллион не достался мне и в этот раз. Пузатый откинулся на стуле:
– Конечно! Сегодня ведь у меня годовщина свадьбы. Разве может в такой день повезти!
Бармен открыл бутылку пива и толкнул её по стойке прямо в руку юбиляру:
– От заведения! А где супруга?
– Я же говорю: разве может в такой день повезти. Проклятая свадьба была самой большой ошибкой в моей жизни! Мы уже давно в разводе.
Он разорвал билеты и сделал глоток.
Бармен протёр стойку и принялся развешивать бокалы.
Блондинку на экране сменила картинка из зала «Мандалай-Бей» в Вегасе. Ведущий подхватил спустившийся сверху микрофон и, драматически раскатывая имена, объявил боксёров. Над рингом вспыхнул свет. Шоу-тайм!
В синем углу грозно пробрасывал руки маленький скуластый ирландец. В красном углу устрашающе подпрыгивал резкий мексиканец. Лёгкий вес.
– Жми левой, Мигель! Я поставил две сотни на этого парня! – хлебнул здоровяк, кивнув на мексиканца. – Эти ребята знают толк в боксе.
Звякнул гонг, бойцы сошлись. После небольшой разведки началась жёсткая рубка. К пятому раунду из рассечённой брови ирландца по набухшим под глазами синякам засочились струйки крови.
– Что я говорил, а! Чёрт, если прилетят инопланетяне, я бы поставил этого парня защищать честь галактики! Давай, прикончи его, Мигель!
Брякнул гонг. Ирландец рухнул на табуретку в углу. Через полминуты на ринг вылетело окровавленное полотенце. Судья развёл руки – бой окончен!
Отгремела реклама: «Соседи уже купили матрас „Сны Шахрезады“! А вы?!». Задетая за живое парочка на экране бросилась к машине.
Начались новости: «Старт челнока „Дискавери“ вновь отложен на неделю. Крупный шторм приближается к восточным берегам Флориды. Городские власти предупреждают о возможных затоплениях и повреждениях линий электропередач. Мэр призвал население оставаться в домах. Служба спасения рекомендует…».
Оркестрик в дальнем зале, настроив инструменты, грянул модную: «Мы делаем трикки с моей малышкой». Студентки кинулись танцевать. Мой взгляд невольно приковался к имениннице – жгучей брюнетке с мелькавшей чёлкой. Лицо её светилось, корона из золотой фольги на голове чуть съехала на бок, мелькала юбка-колокольчик. Тему сменил фокстрот: «У моей девочки сердце бьётся!». Я не мог оторвать глаз от королевы. Доиграв, бэнд объявил перерыв.
Я вышел на улицу. Пора было двигать дальше. Запрячь кибитку. Подняться вдоль Мексиканского залива на север. И, повернув в сторону Алабамы, отправиться под скрип колёс на Дикий запад – к другому океану. Успеть бы убраться с востока до появления шторма.
Погода стала портиться на глазах. Набежал обещанный грозовой фронт. Тихо шурша резиной, я пилил под мрачнеющим небом обратно в Майами. Ржавое солнце просеивалось из-под глубоких свинцовых туч. По верхней кромке высоких кучевых облаков искрились золотые закатные полосы.
На островках дрожали в порывах ветра шапки мангровых зарослей. Наконец, показался материк. В равнину на полуострове ударила молния, раздались оглушающие щелчки грома. В лобовое стекло стали бить капли размером с виноградину, но солнце не скрылось. Грибной шторм! Я въехал в город вместе с обрушившимся на него тропическим ураганом. Радио разразилось пугающими сводками: «Торнадо крушит северные кварталы. Пожарные расчёты выехали в район аэропорта!».
Задуло вдруг, как в аэродинамической трубе. Шквальный ветер взмёл городской мусор и понёс вихрем вдоль улиц. Рекламные щиты затрещали вдоль дорог. На выезде в сторону Эверглейдс сразу образовалась гигантская пробка. В потоках трафика замелькали полицейские огни, началась череда мелких аварий. Через полтора часа ливень утих так же внезапно, как и начался.
Стихли порывы ветра. Стена дождя двинула на юг, я отправился дальше на запад.
Под покровом лунной ночи я катил по заболоченным низинам. Парк Эверглейдс протянулся на девяносто миль, он занимает весь южный носок полуострова Флорида. По пресным тропическим зарослям тухлых болот здесь катают туристов на плоскодонках с пропеллером – аэроботах. В илистых мутных водах царствуют аллигаторы. Говорят, их популяция достигает миллиона особей. Несмотря на большой вес, эти твари развивают бешеную скорость – до сорока пяти километров в час. В основном они охотятся на небольших животных – таких они перекусывают и жуют сразу. Но временами лакомятся и любопытными туристами. Крупную жертву они тащат под воду, чтобы она там задохнулась, и оставляют её под корягой – подгнивать до аппетитной кондиции.
Не боятся их только бравые семинолы, селящиеся на болотах. Племя это здесь обосновалось ещё до прихода испанцев. А в тридцатых годах девятнадцатого века вышел закон – переселить всех индейцев вглубь материка, в резервации Оклахомы. Большая часть племени подчинилась. Однако маленькая группа семинол, возглавляемая молодым Оцеолой, подняла мятеж и вступила в схватку. Армия измучилась, пытаясь покорить эти отряды, и, в конце концов, бросила попытки, потеряв полторы тысячи убитыми. Флоридские семинолы не сдались, это единственное индейское племя, так и не подписавшее мирного договора с правительством.
Их оставили в покое и разрешили селиться на болотах. Они и сейчас здесь ведут хозяйство, содержат питомники и придорожные забегаловки. Вдоль дороги как раз мелькнул щит, и показалась укрытая буком хибарка – индейский ресторанчик.
Запарковавшись, я занял столик и уставился в окно, за которым сиял гигантский лунный диск. Он светил холодно и ровно. И вдруг, словно под действием галлюциногенов, я увидел, как его поверхность пришла в еле заметное движение. Будто проступили очертания исполинского лица. Море Дождей тёмным фингалом плыло под глазом измождённого лунолицего семинола. Цепочки кратеров задвигались, образуя морщины. Горные хребты превратились в тонкий рот. Он зашевелился, погружая в транс: «Пить. Пить. Пить…».
Я похолодел и обернулся. Возле стола стоял широкоплечий индеец, это его лицо отражалось в стекле:
– Я говорю, что пить будете, сэр?
Я заказал бобы с кукурузными лепёшками и лимонад из корней какого-то кустарника. Он принёс стакан охлаждённой мутной жижи и тарелку с яством.
– У нас есть номера на заднем дворе. Вы можете переночевать здесь, если не решитесь ехать в это время дальше.
Я помолчал, раздумывая.
– Признаться честно, мистер, странные вещи тут происходят на болотах последнее время, – мрачно продолжил он.
– Уж не появилась ли там собака Баскервилей? – отшутился я.
– Клянусь, вы не стали бы так говорить, если бы видели, что тут творилось вчера на дороге ночью.
– А что творилось вчера на дороге ночью? – спросил я осторожно.
– Пчёлы, – тихо сказал он, склонившись.
– Пчёлы? – я слегка пригнулся тоже.
– Огромный рой пчёл! Словно из тысячи ульев. В ста метрах отсюда они облепили фонарный столб и сотворили под лампой такую светящуюся бороду. Она доставала чуть ли не до земли, истинный бог! Такого никогда не видал.
Он глянул в тёмноту за окном.
– Утром их нашли мёртвыми на поляне за Чёрной Топью. Целая гора дохлых пчёл! Сколько живу, таких чудес не бывало…
Бормоча, он отправился в подсобку.
Я не знал чего бояться больше – странных пчёл или ночёвки на постоялом дворе у свихнувшегося индейца. Решив пробиваться на запад, я вернулся в машину и, озираясь, гнал по тёмной трассе до самого Нейплса.
Остановившись под развесистыми дубами на берегу, я стал приготовляться ко сну. В стекло ударила какая-то мошка. Потом ещё одна. И ещё одна побольше, размером с саранчу. Через минуту твари бились во все окна на салонный свет, облепив машину со всех сторон.
Вырубив свет, я затих, опасаясь, что гремучие змеи проберутся внутрь, как только я засну. На заднее стекло, пересекая лунный отсвет, спустился с ветки мохнатый птицеед. Где-то наверху в ветвях заухал филин. В листве прошелестел ветерок. Душный воздух прилип к телу.