Виктор Суходрев - Язык мой - друг мой
Надо отдать должное Хрущеву: он уже привык в подобных случаях произносить не слишком длинные фразы, не забывал в пылу спора останавливаться и уступать микрофон переводчику. После напряженной паузы, которая показалась мне вечностью и во время которой я поймал на себе полный ужаса взгляд моей коллеги — Тани Сиротиной, переводчицы Нины Петровны Хрущевой, — я все-таки ухитрился достаточно красочно передать смысл украинской поговорки.
Зал ликовал. Поулсон с довольно мрачным видом все это слушал. Впрочем, распрощался он с Никитой Сергеевичем вполне радушно.
Но что все же имел в виду Хрущев, когда говорил в своих речах — «мы вас похороним»?
В первый раз я услышал это выражение на одном из приемов в иностранном посольстве в Москве. У нас, в отличие от мирового протокола, было тогда принято произносить во время коктейля тосты. И надо сказать, что послы иностранных государств с большой охотой их произносили. Они знали, что тост обязательно вызовет ответ Хрущева. А это уже немало: такой ответ можно будет потом оформить в виде доклада своему правительству. Короче, именно на том приеме после долгого разговора о соревновании между двумя системами Хрущев сказал: «Придет время, и мы вас похороним». Помню, что на следующий день эта фраза произвела сенсацию. О ней говорили по радио, писали в газетах многих стран мира. Толковали как некий призыв к насилию: к битве, в результате которой Советский Союз одержит победу.
На самом же деле эта ситуация походила на случай с «кузькиной матерью». Хрущев неоднократно объяснял потом, что, говоря о «похоронах», он не имел в виду насилия, войны, а говорил лишь об исторической неизбежности победы социализма над капитализмом. Ему казалось, что всем это и так очевидно. Капитализм в ходе неумолимого развития социализма, несомненно, отомрет, а социализм, соответственно, выживет. И кто-то же должен «хоронить труп» умершего своей естественной смертью капитализма? Социализм и выполнит эту функцию. Вот что Хрущев действительно имел в виду и искренне удивлялся, почему на Западе его не понимают.
Удивительное дело, но фразе Хрущева о «похоронах», видимо, до сих пор суждено оставаться непонятой. И сегодня, когда вспоминают Хрущева, эта фраза всплывает в искаженном, прежде всего западными средствами массовой информации, смысле. Даже у нас зачастую ее переводят уже обратно — с английского «we will bury you». А слово bury означает и «похоронить», и «закопать». Получается — «мы вас закопаем»! А он вообще этого не говорил. Фраза «мы вас похороним», наверное, неудачна сама по себе. Но обратный перевод еще больше ее испортил. Вместо чинного могильщика в цилиндре явился грубый мужик с лопатой.
Однако вернемся к вечеру банкета.
«Эпопея» с мэром Лос-Анджелеса после завершения банкета в тот вечер не закончилась. Когда мы подъехали к гостинице, Хрущев попросил сопровождающих, в первую очередь Громыко, подняться к нему. Мы собрались в его номере, и он стал громко возмущаться тем, что «какой-то там мэр» смеет позволять себе выпады против него.
— Что они, каждый раз, в каждом городе собираются устраивать такие демонстрации? Никуда не пускают, — это он опять про Диснейленд, — возят в закрытой машине! Что же я, сюда завтракать и обедать приехал?!
Он очень долго возмущался.
Сам Хрущев в своих мемуарах вспоминает, что жена Громыко в какой-то момент даже обратила его, Никиты Сергеевича, внимание на то, что уже довольно поздно и надо бы говорить потише. Она не поняла, что он специально громко говорил, так как знал, что апартаменты, конечно же, прослушиваются. В конце концов он дал поручение Громыко и мне пойти в номер к Генри Лоджу и, несмотря на поздний час, сделать заявление: если так будет продолжаться и в других городах, то он действительно прервет визит и вернется домой. Мы должны были объяснить нашему сопровождающему, что Хрущев не позволит так неучтиво обращаться с собой.
Было уже за полночь. Громыко, естественно, беспрекословно «принял к исполнению» слова Хрущева, и мы, дозвонившись до представителя Госдепартамента и сказав ему о нашем намерении посетить Лоджа, направились к последнему. Он встретил нас на пороге своего номера уже без галстука, с расстегнутым воротом рубашки, видимо готовился ко сну. Помню, мне бросилось в глаза, что у него очень ветхая рубашка, а ее ворот взлохмачен от частой стирки.
Громыко официально изложил ему заявление Хрущева. Генри Лодж его внимательно выслушал. Было заметно, что он очень серьезно воспринял слова Громыко, хотя и заметил, что правительство США не вольно ничего приказывать мэрам городов, а тем более навязывать им политические взгляды. И мы должны понять, что некоторые из мэров вообще являются политическими противниками вашингтонской администрации. Но все это так, к слову, что же касается заявления Хрущева, то он доведет его до сведения президента. На этом мы и покинули его номер.
Настоящая Америка
Нам предстояла поездка в другой крупнейший город Западного побережья США — Сан-Франциско. Я бывал там раньше и успел убедиться, что это один из самых красивых городов Соединенных Штатов. Расположен он на холмах у океана и славится своим прекрасным климатом: летом там не жарко, потому что местное холодное течение океана создает эффект естественного кондиционера. По этой же причине там нет и сильного смога, постоянно висящего над Лос-Анджелесом.
Ехать предстояло поездом. Хрущев находился в вагоне, в котором для широкого обзора были установлены большие окна и стеклянная крыша.
Он мирно беседовал с Лоджем. Ни тот ни другой не касались вчерашнего инцидента.
Поезд шел по берегу океана. Даже на тех станциях, где не предусматривалась остановка, стояли толпы народа. Люди держали плакаты. Я не увидел ни одного враждебного. Тексты были довольно трогательные, многие на русском языке, с ошибками: «Добро Пожалувать»…
В городке Сен-Луис-Обиспо поезд остановился, и Хрущев пожелал покинуть вагон. Народу там было видимо-невидимо. И опять дружеские слова на плакатах, приветливые улыбки. Хрущев устремился к толпе. Наконец-то он попал в свою стихию. После поездок в закрытой машине он получил возможность пообщаться с людьми. Здоровался с ними, брал на руки детей, словом, вел себя очень по-американски, точь-в-точь как здешний политик в ходе предвыборной кампании. Это, кстати, подметили и журналисты, написав также о том, что в мэры Сен-Луис-Обиспо Хрущева точно бы избрали. Утверждение шутливое, но оно говорит о популярности Никиты Сергеевича и об отношении к нему американцев.
Помню один плакат: «Господин Хрущев, мы не Лос-Анджелес, мы вас любим. Оставайтесь у нас!» И я подумал тогда, что все же не уходят в песок слова советского руководителя. Произнесенные с телевизионных экранов, они проникали в сердца американцев, даже если Хрущев «сражался», отстаивая свою точку зрения, как это было в Лос-Анджелесе.
