Инна Соболева - Великие князья Дома Романовых
А пока он мечтал об одном: попасть на театр военных действий. Наконец Мария Федоровна сдалась. Но было уже поздно – война закончилась.
Старший брат, снискавший славу освободителя Европы, счел нужным утешить младшего: заметил, что та минута, когда он, великий князь Николай, будет поставлен на первом плане, может наступить скорее, чем это можно предвидеть.
Принято считать, что Александр сообщил Николаю, что именно ему предстоит стать следующим императором, в 1819 году и что это было для великого князя шокирующей неожиданностью. Если верить этому утверждению, приходится допустить, что слов о «первом плане», произнесенных почти на 7 лет раньше, юный Ники мог просто не понять. Но это вряд ли. Факты, описанные современниками, свидетельствуют о другом. После той знаменательной беседы поведение Николая резко изменилось: он отдалился от младшего брата, стал сторониться шумных забав и рискованных проделок, до которых был большим охотником, начал много читать, причем внимательно изучал книги, которыми раньше пренебрегал: древние и новые сочинения о жизни выдающихся полководцев и правителей. «Комментарии» Цезаря стали его настольной книгой. Приближенные были поражены, младший брат обижен. На язвительные упреки Михаила Николай отвечал степенно: «Ты не стал бы, вероятно, шутить и насмехаться, если бы знал чувства и мысли, меня волнующие. Я думаю о том, что когда неприятель был в Москве, меня держали заключенным в Петербурге. И теперь продолжают держать!»
Наконец, в 1814 году Николай и Михаил получают от матушки разрешение выехать на театр возобновившихся военных действий. Но поучаствовать в боях братьям и на этот раз не пришлось. В своих мемуарах Николай Павлович с горечью писал: «Хотя сему уже прошло восемнадцать лет, но живо еще во мне то чувство грусти, которое тогда нами одолело и в век не изгладится. Мы в Базеле узнали, что Париж взят и Наполеон изгнан на остров Эльбу». Зато братья стали свидетелями триумфа Александра Павловича. Отголоски его славы достались и им.
Путешествуя по Германии, великие князья останавливались на полях сражений. К восторгу младшего брата и удивлению Ламздорфа (на этот раз благосклонному), великий князь подробно, со знанием дела объяснял стратегию и тактику участников каждой битвы, как русских, так и французов. Занятия военными науками принесли достойные плоды – то, что его интересовало, великий князь усваивал отменно.
Но главным итогом поездки за границу стало знакомство с дочерью друга и соратника Александра I, прусского короля Фридриха-Вильгельма III, юной принцессой Фредерикой Луизой Шарлоттой Вильгельминой, которая, приняв православие, станет Александрой Федоровной. В 1831 году император Николай Павлович вспоминал: «Тут, в Берлине провидением назначено было решиться счастию всей моей будущности: здесь увидел я в первый раз ту, которая по собственному моему выбору с первого раза возбудила во мне желание принадлежать ей на всю жизнь. И Бог благословил сие желание шестнадцатилетним семейным блаженством».
Обратим внимание на слова «по собственному моему выбору». Такое в жизни великих князей случалось крайне редко, обычно выбирали за них родители. Иногда выбор оказывался более или менее удачным. Чаще молодым не оставалось ничего, как смириться и жить долгие годы, не зная любви, по обязанности. Случалось насильно женатым или выданным замуж и взбунтоваться. Если встречали человека, которого, вопреки всему, любили страстно, без которого самое благополучное существование делалось невыносимым. Тогда одни шли на любые жертвы, другие, побунтовав, смирялись и возвращались в лоно семьи.
Великому князю Николаю повезло несказанно: невеста, которой давно исподволь добивались для него старший брат, а главное матушка, оказалась не только выгодной партией, она оказалась девушкой его мечты, его самой большой, взаимной, счастливой любовью. C нею Николай стал другим. Куда девалась не соответствовавшая возрасту напыщенность и суровость! Через несколько месяцев после свадьбы великокняжескую чету впервые увидели воспитанницы Смольного института, которых привезли на концерт прославленной итальянской певицы Каталани. Александра Осиповна Смирнова-Россет записала впечатления от этой встречи: «Два звонка, и в залу впорхнуло прелестное существо… Она не шла, а как будто плыла по паркету. За ней почти бежал высокий молодой человек, который держал в руках соболью палантину и говорил: „Charlotte, Charlotte, vous prendrez!“ Он боялся, что она простудится… Мы все сказали: „Какая прелесть! Кто это такая? Мы будем ее обожать“. Дамы сказали: „Это великая княгиня Александра Федоровна и великий князь Николай Павлович“». Они и в самом деле были очаровательной парой, и жизнь их, во всяком случае первые годы, была безоблачно счастливой. С женой, а потом и с детьми великий князь был добр, весел, придумывал забавные игры, обожал делать сюрпризы. Но вне дома, вне обожаемой семьи он становился совсем другим…
Ф. Крюгер, картина из серии «Русская гвардия».
Вернусь немного назад. Какие прекрасные, возвышенные слова писал матери юный великий князь во время Отечественной войны 1812 года! Как мечтал он пролить кровь за Отчизну! Как восхищался мужеством ее защитников! И вот в 1816 году он отправляется в большое путешествие по России.
Где бы ни побывал, самый большой его интерес вызывает жизнь военных. Но… прочитав «журнал по военной части» – дневник, где Николай записывал впечатления от знакомства с армейскими подразделениями (был еще «общий журнал по гражданской и промышленной части»), барон Модест Андреевич Корф обескуражен: почти все замечания будущего монарха относятся «до одних неважных внешностей военной службы, одежды, выправки, маршировки и прочего и не касаются ни одной существенной части военного устройства, управления или морального духа и направления войска. Даже о столь важной стороне военного дела, какова стрельба, нет нигде речи». Симптом тревожный. Не этот ли интерес Николая только к внешней стороне происходящего в столь любимой им армии станет одной из самых существенных причин поражения в Крымской войне?
Вернувшись из поездки по России, великий князь отправляется в Англию. Туманный Альбион восхищен. «Он дьявольски красив! Это самый красивый мужчина в Европе». Таково единодушное мнение светских дам. Мужчины не столь поверхностны, но они тоже отдают должное брату российского монарха: «Его манера держать себя полна оживления, без натянутости, без смущения и, тем не менее, очень прилична. Он много и прекрасно говорит по-французски, сопровождая слова недурными жестами. Если даже не все, что он говорит, было очень остроумно, то, по крайней мере, все было не лишено приятности…» Интересно, показалось бы им не лишенным приятности мнение Николая Павловича о политических институтах, которыми они так гордились? А мнение было таким: «Если бы к нашему несчастью, какой-нибудь злой гений перенес к нам эти клубы и митинги, делающие больше шума, чем дела, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков или, еще лучше, лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление». Как легко в этих словах узнать будущего жандарма Европы…
В общем, мелочи, которые в молодом великом князе вызывали тревогу и озабоченность людей дальновидных, со временем приняли размеры угрожающие. Став взрослым, Николай Павлович превратился в некое подобие своего наставника, начал пользоваться теми же методами наказания, что когда-то Ламздорф. Правда, применял эти методы не к детям (с детьми всегда был ласков и на редкость терпим), а к солдатам. Гвардия его ненавидела как раз за то, за что он сам ненавидел Ламздорфа: за муштру, за придирки, за внимание только к форме, только к внешней дисциплине.
Николай был ребенком, когда попал в подчинение к своему жестокому наставнику. В его же власти, власти молодого человека, имевшего только высокий титул и никакого боевого опыта, никаких личных заслуг, оказались ветераны славных кампаний, почти все раненые, награжденные орденами (не за то, что родились в царской семье, а за то, что проливали кровь за Родину). Они прекрасно знали, что муштра и парады не делают людей способными на воинские подвиги. Он этого не понимал. Не хотел понять. А они не хотели такого государя – грубияна, злопамятного педанта. Не только декабристы не хотели – вся или почти вся гвардейская элита. После смерти Александра I герой многих сражений, любимец армии генерал Михаил Андреевич Милорадович открыто скажет об этом неожиданному наследнику престола (ожидали-то, что следующим государем станет Константин Павлович).
Мария Федоровна и Александр I сохраняли в тайне решение о смене наследника престола, чтобы не дать гвардии, которая Николая ненавидела, подготовиться к решительным действиям (на что гвардия способна, они очень хорошо помнили). Интрига, задуманная для того, чтобы обезопасить Николая, в итоге привела к почти месяцу безвластия и спровоцировала восстание декабристов.
