Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов
5 мая. Дивно прекрасные дни весны, голубое небо, озаренная и согретая земля — и темные, холодно жестокие, озверевшие люди на ней. В Петербурге «осадное положение». Боятся наступления финнов, имевших большой успех в Олонецкой губернии... Объявлена свирепая мобилизация: хватают всех до 40-летнего возраста... В городе стоит стон, а весьма часто слышится и скрежет зубовный — против «правящих жидов». Положение наше ужасно: желаем избавиться от большевиков, хотя знаем, что избавление принесет прежде всего еврейский погром...
9 мая (сумерки). Утром произвел первую весеннюю уборку кабинета, раскрыл окна, закрытые полгода назад, в сумрачную осень, когда я улегся в этот каменный зимний гроб. Волны теплого воздуха и ликующего света влились в обитель недавно еще коченевшего здесь писателя. Принесли газету, официально лгущую «Правду». Прочел наскоро известия со всех внутренних фронтов, где красная армия заливает кровью землю, на которой нужно пахать и сеять, — и бросил подлый листок: не хотелось сегодня грязнить душу чтением кровожадных статей-прокламаций... Под вечер пошел в Ботанический сад с томиком Musset в кармане. А сейчас северная белая ночь смотрит в окно.
14 мая. Возвратился с лекции о Боспорском царстве в университете, пешком с далекой Английской набережной. Устал.
Сейчас дочитал пункты мирного договора. Нечто ужасное. Новый Версальский договор 1919 г. хуже бисмарковского Версальского договора 1871 г. там схватили за горло Францию, тут хотят задушить Германию. И это делает Лига мира, Лига наций!.. Хороню еще одну мечту: о торжестве пацифизма, о священном союзе наций для вечного мира.
24 мая. Петербург почти окружен белыми войсками финно-эсто-русскими (армия Юденича). Одна часть уже у Гатчины, другая у Белоостро-ва, третья на море между Нарвою и Кронштадтом. Красный дьявол мечется в накинутой на него петле, мобилизует весь Петербург от 18 до 40 лет... А мы ждем. Ждем освобождения города-мученика, хотя ожидаются вместе с тем бои на улицах, анархия в момент перехода и — что страшнее всего — кровавый антиеврейский погром. Пусть пройдет над нашей головой и этот девятый вал, ужасный, но, может быть, спасительный в конечном результате...
1 июня. Вчера почти кончил III том «Истории» (позже IV и V). Дописал последнюю главу западного средневековья и остается только дополнительная глава о быте этого периода. Близится Шовуос, и стоят дивные дни. Хочется пережить молитвенный экстаз этих дней среди обстановки почти осажденного города... Из красных газет очень трудно узнать правду. Сегодня стоял в очереди за покупкою «Правды», лгущей менее, чем кровожадный листок Зиновьева «Красная газета». Вот один из тысячи примеров искажения фактов: на днях на митинге мобилизованных Зиновьев произнес громовую речь и предложил всем принять резолюцию: «Клянемся защищать красный Петроград!» При голосовании поднялось 200 рук из нескольких тысяч за резолюцию, несколько десятков против, а все остальные воздержались, боясь голосовать против. Зиновьев разразился бранью, грозил расстрелом «белогвардейцам». А в газетах было сказано об этом митинге, что все 10 000 его участников восторженно приняли клятвенную резолюцию...
4 июня (первый день Шовуоса, полдень). В 10-м часу утра пошел сегодня в Ботанический сад. По дороге купил газету, на ходу узнал о замедлении военных операций около Гатчины и о ликовании красных... Вдоль Карповки пошел в пышно разросшийся сад. Хотел по-своему молиться, как некогда в Шовуос на берегу Кирка-Ярве, на балконе «белой дачи», в святом храме леса... Давно знал, что я глубоко религиозный человек, но никогда так ясно не выступала в сознании эта религия, пантеистическая вера без личного внешнего Бога, но с Богом внутри меня и в природе, эта святая троица Природы, Бога и Человека...
Знаю, что политические записи в этой книжке подвергают меня опасности еще в большей степени, чем в былое время при шпионах царизма. И все-таки не могу не записывать. Террор опять усиливается. Говорят о готовящемся аресте тысяч виднейших граждан в качестве заложников в момент опасности для «красного Питера». Нужно быть готовым ко всему.
Принесли из типографии «Кадима» авторские экземпляры перепечатанного I тома моей «Новейшей истории». Печальные технические дефекты эпохи упадка книгопечатания в некогда образцовой типографии (б. Стасюлевича)... «Кадима» намерена приступить к изданию II тома, для которого мне предстоит еще написать период 1881–1914 гг. в Западной Европе...
8 июня (утро). Сейчас из «экспедиции» для покупки газеты. Кризис близок. Белоостров, Сестрорецк, Кронштадт в огне наступления белых. Красные отходят. В ближайшие дни огненное кольцо сомкнется, и в центре будет Петербург. Неужели спасение близко? Город спасется, но спасутся ли все граждане среди пламени красного и белого террора?.. И все-таки: да будет воля Твоя! Был бы только конец этому невыносимому состоянию!..
Вечерние сумерки. Ужасны подробности новой гайдамачины на Украине в меморандуме Комитета еврейских делегаций, представленном Мирной конференции в Париже. Бердичев, Житомир, Проскуров — сплошной кошмар... Регулярные украинские войска вырезывали целые еврейские общины, под предлогом истребления большевиков. Это тянулось с декабря 1918 г. до мая нынешнего года...
16 июня (утро). Важное событие в моей жизни: вчера я окончил III том (позже IV–V) моей шеститомной Мишны — «Всеобщей истории» и вышел из юдоли плача средних веков. Год и два месяца работал над этим томом, в страшные дни мрака, голода и холода, хаоса и смерти. Эта святая работа ослабила мои силы, но спасла душу от ангела смерти, свирепствующего и в мире духовном[94].
Террор снова усилился. Напряженное ожидание медлящего «врага»-спасителя извне чередовалось с ежечасным ожиданием нападения со стороны внутреннего врага, разъяренного зверя большевизма, мечущегося среди охотящихся на него людей. Сюда прислали из Москвы обер-палача «чрезвычайки» (Чека), Петерса{679}. Аресты, обыски, облавы, поиски оружия и «дезертиров», контрреволюционеров. Выпустили десятки тысяч вооруженных рабочих и работниц для повального обыска в домах, причем забирают и скромные запасы продовольствия, с муками заготовленные голодающим петербуржцем. На днях работаю утром; вбегает соседка, жена проф. Гредескула, с вестью: в ближайшем доме повальный обыск, тащат пакеты с провизией, отбирают даже два фунта масла, сахара, муки; скоро будут и в нашем доме... Суматоха: запихиваем подальше запасы муки, сахара, чтобы не умереть завтра с голоду. Гроза миновала, но ее ждут каждый день, каждую ночь...
Мы задыхаемся среди террора. Огромные успехи армии Деникина на юге, возможное соединение ее с армией Колчака на востоке и соединение последней с северной архангельской армией для наступления на Петербург — все это дает надежду на спасение, но мы ждать устали. Люди истекают кровью в когтях зверей, изнемогают, падают. (Постскриптум: Увы! белые оказались потом не лучше красных в местах, временно занятых ими.)
Вечером. …Сейчас дежурил час у ворот (по правилам осадного
