Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Взялись, Женя, и за меня товарищи коммунисты, руками крысиного зверолова Буйлова по наущению и под руководством писательского начальства и других защитников русского народа пишут всякую слякоть, но я не читаю, разумеется, ихних изданий и никогда не отвечаю, так домой звонят. И каков же уровень защитников чистоты морали и высот патриотизма! Поля — внучка — взяла трубку, и давай ей что-то про деда лепить, а она, бедная, лепечет, мол, я всё равно деда уважаю и буду уважать. Потом взяла куклу, причёсывает её и ворчит: «Какая некультурная женщина, а ещё читательшей себя называет...»
Я, конечно, помню, как в Блуднове взашей гнали из избы Яшина тех, кто его травил, и запретили им являться к могиле покойного поэта. Помню и Фёдора Абрамова, как он тряс своим чубом, увидев подпись родного дяди под письмом в «Правду», как он ему говорил: «Ты чё, дурак, хоть понимаешь, чего подписал?» — «Дак я пьяной был, говорят, мол. тут про Фёдора, надо подписать. Откуль же я знал, чё там писано?»
А как Василия Макарыча на родине честили, а теперь заливаются, слюнями брызгая: «Наш великий земляк! Наш знаменитый земляк!..» А Василя Быкова как брали в оборот? В стогу сена за городом ночевал мужик. Дома сделалось жить невозможно. Мальчишка-школьник, плача, спрашивал: «Почему тебя, папа, все называют врагом народа?» Один Володя Карпов стоял грудью против всех, его так устряпали, что в последний раз я его едва узнал. Сейчас там какой-то сраный генерал организовал облаву на Светлану Алексиевич, да времена не те и, главное, нет направителей ЦК, обкомов и горкомов, партийных активистов из писательской среды, но сволочей у нас было всегда полно. Этого Буйлова, защитника русского народа, по национальности мордвина, за сволочизм по существу выгнали из Хабаровска, а мы пригрели, и я прежде всех...
Ну что ж, «хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца...» Вон когда сказано-то! И кем!
Жаль, что летнее письмо к тебе пропало. И не одно. Я что-то после творческой запарки расслабился и не узнал на почте, почём ноне письма, и отправлял в старых, копеечных конвертах, и все их, летние мои письма, на ближайшей же сортировке в Дивногорске побросали в помойку, в том числе и два письма деловых.
Писал я тебе то письмо сразу же после прочтения твоего рассказа «Красное вино Победы» и высказал тебе свою радость тем, что ты не оставляешь работу, и восторг тем, как написано. Сейчас я прочёл и «Тёмную воду» и могу только повторить то, что писал летом. Болезнь тяжёлая твоя, вопреки моим тайным опасениям, нисколько не отразилась на твоём, говоря пышно, пере, всё так же оно точно, красочно и певуче, и проникновенно, всё так же лучший ты стилист в современной литературе, и дай тебе Бог здоровья и мужества. Знаю, каким трудом и мужеством тебе даётся каждая строка. Таким же стилистом, равным тебе, был на Руси Гоша Семёнов, да сгубил он себя горьким зельем, и ты уж не откликайся на зов друзей, хотя и охота, хотя и компанейская твоя душа, да что сделаешь — годы берут своё.
Двадцать шестого октября справили мы с Марьей 48-летие совместной жизни. И праздник этакий ныне уж редкостный, и я под грибки да овощи попил водяры, и руками замахал, и языком забрякал. Хватило меня часа на два и — «увял торжественный венок»...
Насчёт книжки в Иркутске — Гена Сапронов, хороший сибирский мужик, затеял издательство, выпускает двухтомник моей военной прозы, где заданная часть романа — первая, и я закинул удочку насчёт твоей книжки, на будущее, и он не отринул моего предложения. Ситуация, правда, меняется и по дням, и по месяцам, всё страшно дорожает, но если мой двухтомник хорошо реализуется и они заработают деньги, то я составлю для него твой сборник листов на двадцать, сам и маленькое вступление напишу. Это тебя ни к чему не обязывает, работы не добавляет и вообще теперь, как видишь, дело неблизкого будущего, а платит по совести, сколько может, и, как у буржуев, платит проценты с проданного экземпляра.
Видел, в «Москве» объявлены твои новые рассказы, буду ждать. Там же Начала печататься совершенно изумительная повесть Ивана Шмелёва «Нянька из Москвы» — и от такой литературы мы были отторгнуты, читали шедевры Панфёрова, Кочетова, Кожевникова и прочих! Ах ты, Господи! Морду бы кому-то набить «за бесцельно прожитые дни»!
Сейчас я отдал Марье на машинку уже читабельный вариант второй книги, а сам по приглашению министра культуры вместе с культурной челядь поеду в круиз по тёплым морям — выгонять из себя простуду. Публика всякая, но, главное, тепло и едет Залыгин, для общения и его хватит. Авось это время революции тут не случится?!
Обнимаю тебя, дорогой мой! Как я горжусь и радуюсь, что есть мы вместе на старости лет. Это так нынче много. Тут один мой землячок совсем радости обалдел — прислал мне ящик яблок и бросил в них бутылку настойки. И представь — дошло!
Целую тебя. Виктор
15 ноября 1993 г.
Греция, о. Пирей)
(жене)
Дорогая Маня!
А пишу я тебе уже из Греции!
Корабль наш, т/х «Тарас Шевченко», стоит уже в порту Пирей, где вода по-прежнему чистая и голубая, хотя стоят здесь сотни крупных и тысячи мелких кораблей.
Здесь в Греции уже потеплее, но на всём протяжении пути меня и всех нас преследовал холод. В Москве дело доходило аж до минус 28, а в Одессе, куда мы ехали спецпоездом, было аж минус 10, и ночью, глядя за окно на украинские просторы, я думал: «Как же мы здесь в войну-то?..»
Садились с приключениями и нервами. Встретил здесь Петра Петровича Глебова, и мы дорогой славно с ним поболтали о недавно демонстрировавшемся «Тихом Доне». Он с возрастом не изменился, всё такой же славный и милый человек. Видел, но издалека, Клару Лучко, Галю Польских и ещё разных других артистов, они со мной раскланялись на палубе, и я благосклонно им тоже поклонился.
Кормят очень хорошо, каюта на двоих просторная и чистая, много воздуху. Сегодня я позволил себе принять душ и сменить бельё, а то было очень холодно и море штормило, но корабль большой и качание на нём едва ощущается.
Корабль туристический, в нём много всякой всячины, коли деньги у кого есть, могут и поразвлечься, и угоститься. Мы же пока читаем да спим. Миша Кураев подарил мне свою книжечку, и я её с удовольствием читаю. Здесь, в Греции, мы пробудем три дня и потом пойдём в Египет, на обратном пути — Израиль, Турция.
Вчера днём мы проходили Босфор, видали Стамбул и, глядя на чистый пролив, прибрежную страну, бурное строительство домов, порадовались тому, что хоть в Турции революция не удалась, коммунистов покойный их лидер пересадил в тюрьму, и потому здесь без шума, крови и свалок идёт перестройка, страна выглядит спокойно и прекрасно.