Елена Клепикова - Быть Иосифом Бродским. Апофеоз одиночества

16–17 мая 1988. Участие в Лиссабонской конференции писателей, где происходит столкновение ИБ с восточноевропейскими писателями – венгром Георги Конрадом, югославом Данило Кишем и поляком Чеславом Милошем и др., которые обвиняют ИБ в имперских амбициях. По природе своей ИБ монологист, а потому жанр полемики ему противопоказан. Плюс, конечно, политика, в которую его занесло – это его хобби и одновременно ахиллесова пята: слишком прямолинеен, поверхностен, что особенно заметно по контрасту с его сложной, разветвленной культурологической концепцией. Другой пример – его спор с Кундерой в «New York Times Book Review» тремя годами раньше.

Даже ближайшие друзья ИБ, типа Сьюзен Зонтаг, осудили его за высокомерный тон и великодержавное пренебрежение малыми нациями.

На мое предложение напечатать в книге его статей эту полемику с Кундерой «Еще чего!» – воскликнул ИБ, но художественно продолжал настаивать на своей точке зрения: пьеса «Демократия» и «Ода на независимость Украины». А с той лиссабонской конференции сохранился портрет Довлатова, рисованный Бродским с перерисованным Сережей носом – несмотря на пиетет перед гением. Из чрезвычайных происшествий на этой конференции следует отметить поведение Довлатова.

Он метался между восточноевропейским «коллективом» и своим покровителем, который привез его и еще нескольких русских на эту конференцию в качестве кордебалета. Не выдержав метаний, Сережа ударился в запой и прибыл в Нью-Йорк в непотребном состоянии. Оклемавшись, он гордо сообщил мне, что к трапу его волокли два нобелевских лауреата – Бродский и Милош. См. главу «Два Бродских».

Осень 1988. Вместе с Михаилом Барышниковым и Романом Капланом ИБ становится совладельцем ресторана «Русский самовар» на 52-й улице на Манхэттене.

11 января 1990. Во время своего выступления в колледже Ecole Normale 49-летний ИБ знакомится с 20-летней студенткой Марией Соццани итальянско-русского происхождения (мать – Берсенева-Трубец кая), будущей женой Бродского и матерью его дочери.

24 мая 1990. «Новое русское слово» (Нью-Йорк) печатает большое юбилейное эссе Владимира Соловьева к 50-летию ИБ под названием «Апофеоз одиночества». Одновременно в издательстве «Слово – Word» выходит мой исповедальный «Роман с эпиграфами», посвященный Бродскому. Позднее многократно переиздается в России под названием «Три еврея», каждый раз вызывая литературный скандал.

1990. Примечания папортника. Bromma, Sweden: Hylaea.

1990. Назидание. Календарное издание стихов ИБ, составленное его другом Владимиром Уфляндом. СПб.: Смарт. Первая ласточка – дальнейшие прижизненные российские издания приведены в библиографии. Всего при жизни Бродского на родном языке было издано 28 книг, из них 17 – на его географической родине.

1 сентября 1990. Бракосочетание ИБ и Марии Соццани в Стокгольме.

14 мая 1991. Избран поэтом-лауреатом США при Библиотеке Конгресса и 1 сентября приступает к своим обязанностям, переехав в Вашингтон (до июня 1992).

Зима 1992. В нью-йоркском сабвее и в автобусах появляется табло «Poetry in Mоtion». В том числе с четверостишием Бродского:

Sir, you are tough, and I am tough.But who will write whose epitaph?

Декабрь 1992. С сердечным приступом оказывается в нью-йоркской больнице.

Январь 1993. Покупка дома в Бруклине.

9 июня 1993. Рождение у Бродских дочери: Анна Мария Александра.

Январь 1994. Четвертый инфаркт.

8 ноября 1995. Письмо Президенту Куинс-колледжа с кляузой на Евгения Евтушенко, которого берут профессором взамен Барри Рубина, друга ИБ: «You are about to kick out a man who for over three decades studiously sought to bring the American public to a greater understanding of Russian culture and hire an individual who during the same period was systematically spewing poison of the ‘stars on your banner are bullet holes, America’ variety in the Soviet press». См. главу «Как поссорились Иосиф Александрович с Евгением Александровичем».

В ночь с 27 на 28 января 1996. Попрощавшись с гостями, отправляется к себе в кабинет, чтобы собрать вещи: на следующий день ИБ должен отбыть в колледж Маунт-Холиок в Саут-Хэдли, Массачусетс, в полутора часах скорой езды от Нью-Йорка. Найден мертвым под утро, лежащий на пороге своей комнаты, с окровавленным лицом и разбитыми очками. Смерть наступила мгновенно, когда он открывал дверь своей комнаты. «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку», – писал ИБ в самом начале 70-х.

1 февраля 1996. Отпевание Бродского в Епископальной приходской церкви Благодати (Grace Church) в Бруклине.

2 февраля 1996. Обитый металлом гроб с телом Бродского временно положен в склеп на кладбище Св. Троицы (Trinity Church) на 153-й стрит.

8 марта 1996. Поминальная служба в кафедральном соборе Св. Иоанна Богослова в Нью-Йорке с чтением стихов ИБ и исполнением любимой музыки. Как очевидец, свидетельствую: огромный зал был переполнен, яблоку негде упасть.

1996. Посмертное издание подготовленной Бродским книги «Пейзаж с наводнением» (Ann Arbor: Ardis).

21 июня 1997. Перезахоронение праха ИБ на Сан-Микеле.

«Хождения по мукам тела великого поэта на этом не закончились.

Спор, где ему быть захороненным – в Нью-Йорке или в Питере (“На Васильевский остров я приду умирать…”), был решен в пользу Венеции, тем более сам возжелал, чтобы его бренные останки покоились на Сан-Микеле:

Хотя бесчувственному телуравно повсюду истлевать,лишенное родимой глины,оно в аллювии долиныломбардской гнить не прочь. Понежесвой континент и черви те же.Стравинский спит на Сан-Микеле…

Венеции ему пришлось дожидаться 17 месяцев. В конце концов, виза была выдана, пропуск в вечность получен, ИБ отправился в Италию.

Первая неприятность произошла в самолете: гроб раскрылся. А когда, уже в Венеции, его грузили на катафалк, гроб переломился пополам.

Переложенный в другой гроб, ИБ прибыл на гондоле на Сан-Микеле.

Пытались было положить его в русской части кладбища, между могилами Дягилева и Стравинского, но Русская православная церковь разрешения не дала, потому что ИБ не православный. Несколько часов длились переговоры, в конце концов решено было хоронить в евангелистской части – в ногах у Эзры Паунда: два поэта, еврей и антисемит.

Поверх барьеров, так сказать. Вдова, сын, близкие, друзья, роскошный венок из желтых роз от Ельцина и проч. Тут, однако, обнаруживается, что в могиле уже кто-то есть. То есть чьи-то останки. Венецианские могильщики в срочном порядке роют новую, куда и опускают на веревках гроб. Стихи над могилой, комаровские ландыши, кремлевские розы.