Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов
Глава 64
Вымирающий Петербург в ожидании «спасителей» (1919)
Обзор страшного года. — «Безумие держится, крепнет и ширится». — Измена Горького. — Вести из Германии, из Украины. — Мерзнем и голодаем в Петербурге. — Слухи о мирной конференции в Париже. — «Труп Петербурга». — Открытие Еврейского народного университета. — Пишу средневековую историю на Западе. — Работа в научных комиссиях. — Смерть Гаркави. — «Горе побежденным» на мирной конференции. — Пишу о «черной смерти» посреди ужасов красной смерти. — Надежды на интервенцию союзников и на «белых», которые потом оказались черными. — Окружение Петербурга белыми. Майские надежды. — Опасные записи в дневниках. — Вести об ужасах новой гайдамачины на Украине. — Террор Чека в Петербурге. — Подготовительные работы для энциклопедии на идиш. — Обломки «Фолкспартей». — Пишу об «эпохе второй реакции» (1881–1914) на Западе. — Вся Россия в огне гражданской войны. — Слухи о возрождении Палестины; грезы об обетованной земле. — Еще об измене Горького. Изменники из нашей среды. — Угроза выселений и «вселений». — Осенний поход белых на Петербург (армия Юденича), новые надежды узников и новое разочарование. — Обреченные. Египетская казнь: тьма. Без освещения в домах. — Смерть М. Кулишера и мое слово на его поминках. — Комиссия для исследования материалов по ритуальным процессам и наши заседания в бывшем сенатском Архиве.
1919 год был самым жестоким годом гражданской войны. Вся Россия была в пламени. Шли бои между красной и белой армией. Колчак на востоке, Деникин на юге и в центре, Юденич на северо-западе, на подступах к Петербургу, стремились сдавить красную армию железным кольцом. На Украине в этот кровавый узел вплелась гайдамацкая армия Петлюры и его атаманов, усердно выполнявшая свою историческую миссию истребления евреев, на сей раз под лозунгом: «жид — большевик». Под этим же лозунгом громили евреев белые офицеры добровольческой армии Деникина. Мы в Петербурге, отрезанном от большей части России, получали очень смутные сведения обо всех этих движениях. Официальной большевистской прессе мы не доверяли даже в тех редких случаях, когда она говорила правду, а других источников у нас не было, кроме случайных сообщений частных лиц, вырывавшихся из того или другого отделения российского ада и попадавших в Петербург. Для меня, как для всех верных идеалам февральской революции, вопрос состоял в том, идут ли «белые» под лозунгом Учредительного собрания или же реставрации монархии. Воззвания вождей белой армии заставляли думать, что они под давлением Англии и Франции обязались защищать завоевания февральской революции, но ведь в этой армии было множество офицеров, кровно связанных с царизмом и черносотенством. Мы все-таки верили, что здравый смысл подскажет белым, что они не смогут победить под черным знаменем реставрации и мести евреям за «большевизм». Мы в Петербурге имели то преимущество, что город не переходил из рук в руки и таким образом был избавлен от погромов, но зато мы в полной мере испытали на себе последствия совершенного большевиками всероссийского погрома. Голод и холод косили петербуржцев тысячами. Отчаяние в вымирающем городе заставляло жителей страстно ждать оккупантов: лучше пережить даже эксцессы оккупантов, чем томиться в голодной и холодной большевистской тюрьме. Мы были жестоко обмануты. Белое движение разложилось вследствие внутренней гнилости своего состава, где преобладали бывшие слуги царизма. И мы, после года ожиданий мнимых спасителей, остались в пасти красного зверя и в когтях его спутников: террора, голода, холода, позорнейшего рабства...
Как жилось нам в этот страшный год в «красном Петербурге», отрезанном от большей части России и блокированном иностранными государствами, пусть расскажут нижеприводимые краткие выдержки из обширных записей. Ни о какой общественности, конечно, не могло быть речи в царстве диких стихий. Встречались мы, остатки еврейской интеллигенции, только изредка в искусственно взращенном Еврейском народном университете, придуманном лишь для того, чтобы дать кусок хлеба десятку-другому писателей и художников. Открыли мы его в феврале 1919 г. в вышеупомянутом доме на Английской набережной, а к концу года переместились в другой реквизированный дом, на Троицкой улице, близ Невского проспекта. Лекции читались преимущественно по-русски, но некоторые читали на идиш. Постоянными лекторами в первый год были, кроме меня, Михаил Кулишер (еврейское право), его сын профессор Иосиф Кулишер{669} (экономическая история евреев), Г. Я. Красный (библейская наука), д-р А. 3. Штейнберг{670} (введение в философию и еврейская философия), С. Г. Лозинский (новейшая история евреев), д-р Ю. Бруцкус (история евреев в России), С. Гинзбург (новоеврейская литература), С. Цинберг (средневековая еврейская литература), скульптор Илья Гинцбург{671} (пластика у евреев), художник М. Маймон{672} (история еврейской живописи), С. Розовский{673} (история еврейская музыки) и некоторые другие, временно читавшие (д-р Эльяшев-Баал-Махшовос{674}, его сестра Э. Гурлянд-Эльяшева{675}, М. Лазерсон{676}, раввин М. Айзенштадт). Позже прибавились И. Маркон, Ю. Гессен и другие. Многих слушателей привлекали хлебные пайки, выдававшиеся по карточкам Комиссариата просвещения. Иногда такие же «выдачи» жаловались и лекторам или «профессорам».
Но «голь на выдумки хитра», и некоторые предприимчивые интеллигенты находили еще другие пути для добывания средств к существованию. Уцелевшие культурные общества, влачившие жалкое существование, в том числе и наше Историко-этнографическое общество, получали по особому ходатайству пособие от Комиссариата просвещения, благодаря отзывчивости подкомиссара, упомянутого Гринберга. Как уже сказано, я в этих ходатайствах не участвовал, хотя был председателем общества, но некоторые члены нашего комитета (археолог С. Гольдштейн, адвокат Г. Гольдберг{677} и др.) преуспели в этой миссии. Деньги получал казначей общества С. М. Гольдштейн, и я помню, как этот честный педант периодически приносил мне мою председательскую долю, в четырех- или пятизначных числах инфляционного рубля, и почтительно клал предо мною кучи бумажек, радуясь тому, что он этим хоть отчасти облегчает нашу нужду. Он и лично получал такое же пособие, но стоило посмотреть на наши изможденные лица, чтобы убедиться, как мало это облегчало наши физические лишения, Некоторые литераторы сумели еще лучше подойти к еврейскому подкомиссару и другим чинам ведомства просвещения. Они являлись туда с проектами учреждения разных исследовательских комиссий, члены которых получали жалованье за свою работу. Так С. Лозинский и С. Гинзбург выхлопотали учреждение вышеупомянутой архивной комиссии по истории образования русских евреев. Особенно ловкий адвокат Г. Красный, благодаря своим связям в «сферах», побудил их учредить две комиссии: для исследования погромов и для разработки архивных актов но ритуальным процессам. Я работал
