Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов
...А пока у нас то же: торжество хамократии... Некий Лисовский{661}, комиссар печати в «Северной Коммуне», запретил выпустить в свет даже к_н_и_г_и, напечатанные не по новой, безграмотной орфографии, декретированной большевиками. И приходится для выпуска тома «Старины», заканчивающегося в печати, согласиться на то, чтобы заглавный лист и последние три страницы печатались по новой орфографии. Для этого я поместил на обороте заглавного листа, где раньше помещалось «дозволено цензурою», заметку редакции, что по предписанию комиссара печати такие-то страницы печатаются по орфографии, «декретированной в Российской Советской Республике». Хамы не заметят иронии, а читатель поймет и потомок узнает...
Читал сейчас нумера иерусалимской газеты «Хадашот ме-гаарец» от августа нынешнего года, проникшие сюда через Стокгольм. В оккупированной англичанами Палестине радостно и спокойно. Заложен фундамент Еврейского университета на Гаргацофим с большим торжеством. Организатором торжества был старый приятель Мордохай бен Гилель Гакоген из Гомеля и Речицы... Вспомнилось давнее, дотюремное время. Грезилось путешествие в Палестину через два-три года, когда кончу главный жизненный труд, согласно давнему обету. И кто знает, не зачарует ли меня историческая родина, не прикует ли новый университет, не убаюкает ли песнь Иудеи истомленного сына диаспоры? Может быть, мне суждено умереть там, где мне хотелось бы начать жить, если бы я мог иметь вторую жизнь... Так горячи эти грезы под сводами холодной тюрьмы...
9 ноября. Живем как будто не в Петербурге, а в деревенской глуши. Отрезаны от мира, где совершаются великие перевороты. Даже лживые газеты большевиков не выходят: уже третий день они празднуют, справляя годовщину своей «великой революции», т. е. прошлогоднего октябрьского захвата власти, уничтожения свободы и водворения кровавой диктатуры «пролетариата». Торжества, иллюминации, митинги, афиши, на которых пестрят лозунги разбойников: «За горло буржуазию и колена ей на грудь!», «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Последний возглас, стишки уличного поэта[89], я слышал также от бегающих по улице мальчишек...
А всеобщее перемирие близится в Европе... Близится момент международной оккупации России... Английский флот будто уже прошел через Дарданеллы в Черное море...
Я весь ушел в эпоху крестовых походов. Работаю с раннего утра до позднего вечера. Утром — при лампе, как некогда дед в Мстиславле. Сижу в пальто, в нетопленой комнате; питаюсь чем Бог послал...
11 ноября (полдень, посреди работы). Наконец-то: революция в Германии. Отречение Вильгельма II. Свалился столп монархизма и милитаризма. В Баварии республика. В некоторых частях — советы рабочих и солдат но русскому образцу, если верить телеграммам большевистских газет. Творится в муках новый мир. Величайшая война должна была вызвать величайшую революцию. Но пойдет ли она нормальным путем, от монархии к демократической республике, а не к анархо-коммунистическому режиму или классовой диктатуре, как в России? Не хочется верить, чтобы Европа одичала и подражала темной массе восточной ее половины. Мы ждем иного: демократическая Западная Европа пойдет освобождать Россию из тисков анархии...
19 ноября. На Западе в муках рождается новый мир... Все народы после прекращения небывалой войны готовятся к новой жизни. Только мы в России продолжаем жить среди террора, гражданской войны и ждем... Скоро ожидается оккупация России союзниками... Большевики и матросы-анархисты готовятся — к чему? Легче им устроить Варфоломеевскую ночь{662} в Петербурге и Кронштадте, чем бороться с англичанами. Уже Зиновьев призывает к «чистке» города и губернии от «белогвардейцев» и друзей англо-французов...
Слышал о новых арестах кадетов, умеренных социалистов и др. Недавно был у меня старик-типограф Флейтман{663}. Его сын-прапорщик, арестованный еще летом, «пропал без вести» в тюрьме; он отмечен уже в списке расстрелянных во время красного террора, но старик уверяет, что в списке могла быть ошибка. Этим он живет... В Швеции Брантинг{664} (лидер с.-д.) призывает к крестовому походу против большевиков. Новое германское правительство, чисто социалистическое, объявило, что «азиатского социализма», т. е. большевизма, оно не допустит...
2 декабря. Еще одну главу составил: кончил XII в. на Маймониде. А в эти дни мировой ураган продолжался. Германия бьется в судорогах революции и голода... После ухода немцев (из России) красная армия взяла Псков и Нарву. Мы ждали англичан в Нарву, но они еще и до Ревеля не дошли. Придут, может быть, когда половина Петербурга вымрет от голода и холода. Сидим без дров. Кухня не отапливается. Спасает столовая при Медицинском институте, откуда Ида ежедневно приносит обеды, разумеется без мяса и прочей роскоши. Из нашего обихода совсем исчезли молоко и мясо, исчезают масло и сахар...
В очищенной от немцев Польше антиеврейские погромы (Львов и др.)... С ужасом думаю о детях в Люблине...
Все преклоняются перед силою, успехом. Меньшевики идут в Каноссу большевизма: они, растоптанные, с задушенной прессой, печатают воззвания о правильности общей политики большевиков и протестуют против вмешательства союзников в русские дела. То же делает М. Горький, газета которого («Новая жизнь») уже давно закрыта большевиками: он пресмыкается перед Лениным и компанией, которые позволили ему открыть рот только для благословения их преступного дела и для того, чтобы смутить англичан и американцев, идущих на спасение свободы и демократии в России.
В Украине тревога. С уходом немцев пошатнулось положение гетмана Скоропадского; Петлюра{665} во главе «самостийников» берет город за городом. Тоже гражданская война... Поднимают голову большевики. Что там происходит, не знаем: мы отрезаны... Мы все в России в огромной тюрьме, лишенные всех прав состояния, лишенные газет, писем, свиданий с людьми «с воли»... Когда же придут англичане?..
7 декабря. Всю неделю был погружен в изучение материалов по истории Франции XII в. В пальто и перчатках, коченея в холодной квартире, сидел с утра при лампе до полуночи над десятками томов архивных материалов и исследований, перестраивая весь план соответствующей главы «Истории». Внешняя обстановка обогатилась следующим эпизодом. Поздно вечером вчера Ида спохватилась, что потеряла в общественной столовой кошелек с деньгами и хлебной нашей карточкой на декабрь. Углубленный в историю Нарбонны, я выслушал это сообщение, точнее приговор: на три недели мы лишаемся тех трех четвертей фунта хлеба в день, которые главным образом поддерживали наше существование... Стало жутко. Молча легли спать. Посреди ночи бессонные часы, с мыслью: как быть без хлеба?.. И тут же, чувствуя, что дух не выдержит ужаса давящей материи, я снова ушел
