Витус Беринг - Камчатские экспедиции

В море водятся они около самых больших и рыбных рек и губ. Вверх по рекам ходят до 80 верст за рыбою. Ходятся весною в апреле месяце на льду. Сходятся на земле и на море в тихую погоду, как люди, а не по примеру собак вяжутся, как объявляют многие писатели. Носят обыкновенно по одному щенку и кормят двумя титьками.

Тунгусы молоко их детям своим дают вместо лекарства. Старые тюлени ревут так, как бы кого рвало, а молодые охают, как от побоев люди. В убылую воду лежат они по обсохлым каменьям и играют, сталкивая друг друга в воду. В сердца́х больно между собою кусаются. Впрочем, они лукавы, боязливы и поспешны при пропорции членов своих.

Спят весьма крепко, а будучи разбужены приближением человека, в безмерную приходят робость и, бегучи вперед себя, плюют, чтоб дорога была им глаже, водою, а не сывороткою, как другие объявляют и предписывают в лекарство. Они на земле не иначе как вперед двигаться могут, ухватясь передними ногами за землю, а тело изгибая кругом; таким же образом влазят они и на каменья.

Тюлени на Камчатке не столько дороги, сколько нужны к употреблению по обстоятельствам тамошнего места. Кожи больших тюленей, или лахтаков, которые весьма толсты, обыкновенно на подошвы исходят: из них же делают коряки, олюторы и чукчи лодки и байдары разной величины, в том числе и такие, которые человек до 30 поднимают. Оные лодки имеют перед деревянными сие преимущество, что они легче и в ходу скорее.

Тюлений жир – обыкновенные свечи по всей Камчатке, как у россиян, так и у камчадалов. Сверх того, почитается оный за столь деликатное кушанье, что камчадалы на пирах своих обойтись без него не могут. Мясо тюленье едят вареное и вяленое, иногда за излишеством и паровят как жир, так и мясо следующим образом: сперва копают ямы, смотря по количеству мяса и жира, в которых пол устилают каменьем.

Потом накладывают полну яму дров и, зажегши снизу, до тех пор топят, пока она, как печь, не накалится. Когда яма готова будет, то золу сгребают в одно место, пол устилают свежим ольховником, а на ольховник кладут сало особливо, а мясо особливо, и каждый слой перекладывают ольховником: напоследок как яма наполнится, то заметывают ее травою и засыпают землею так, чтоб пару выйти не можно было.

Спустя несколько часов помянутое мясо и жир вынимают и хранят в зиму. От сего приуготовления мясо и жир бывают гораздо приятнее, нежели вареные, а притом и чрез целый год не испортятся.

Головы тюленьи, обобрав с них мясо, подтивают и провожают, как бы приятных гостей своих, со следующими обрядами, которые мне случилось видеть в 1740 году в острожке Какеиче, который стоит над речкою того ж имени, впадающею в Восточное море. С самого начала принесены на лодочке нерпичьи челюсти, обвязанные тоншичем и сладкою травою, и положены на пол.

После того вошел в юрту камчадал с травяным мешком, в котором находились тоншичь, сладкая трава и немного бересты, и положил подле челюстей. Между тем два камчадала привалили большой камень к стене против лестницы и осыпали его мелким каменьем, а другие два камчадала принесенную в помянутом мешке сладкую траву рвали в куски и в узелки вязали.

Большой камень значил у них морской берег, мелкие камни – волны морские, а сладкая трава, в узелки связанная, – тюленей. Потом поставлены были в трех посудах толкуши из рыбьей икры, кипрея и брусники с нерпичьим жиром, которые камчадалы жали комьями, а в средину их клали травяных нерп. Из объявленной бересты сделали они лодочку и, нагрузя толкушей, покрыли травяным мешком.

Спустя несколько времени камчадалы, которые травяных тюленей зажимали в толкуши, взяв посуду с комьями, по мелкому каменью волочили, будто б по морю, для того чтоб тюлени в море думали, что им гостить у камчадалов весьма приятно, особливо что в юртах у них и море есть, а сие б самое побуждало их и в большем числе попадаться в камчатские руки.

Поволоча несколько минут травяных нерп своих по мнимому морю, поставили на прежнее место и вышли вон из юрты, а за ними вынес старик небольшую посуду с толкушею и, оставя оную на дворе, возвратился в юрту, а прочие кричали изо всей силы раза четыре: «Лигнульх», – а что сие слово значит и для чего они кричат, тому не мог добиться толку, кроме того, что сие у них исстари в употреблении.

После того вошли они в юрту и вторично таскали тюленей своих по каменному морю под тем видом, будто их бьет волнами, а по окончании, выйдя из юрты, кричали: «Кунеушит алулаик» («Погода прижимная») для того чтоб ветер восстал с моря и нажал бы льда к берегу, при чем обыкновенно бывает лучший промысел морских зверей.

По возвращении в юрту таскали они нерп своих третий раз по сухому морю, а потом нерпичьи челюсти склали в мешок, и каждый из бывших в юрте промышленников клал на них понемногу сладкой травы, с объявлением своего имени и с приговором, для чего их пришло немного, у них приемы таким гостям богатые и провожанье с подарками.

Снабдя по своему мнению съестными припасами гостей дорожных, принесли их к лестнице, где старик клал им в мешок еще толкуши и просил, чтоб они отнесли утопшим в море его сродникам, которых поименно рассказывал.

После того два камчадала, которые наибольше в потчиванье трудились, комья толкушные с травяными нерпами делить начали и давали каждому промышленнику по два, а они, взяв комье, выходили из юрты и, прокричав: «Уение» («Ты»), – как они кличут друг друга на тюленьем промысле – приходили обратно, и вынув травяных тюленей из толкушных комьев, в огонь побросали, а комья съели, приговаривая, чтоб тюлени ходили к ним чаще, потому что без них им скучно.

Между тем принесли и чашку с толкушею, которая на дворе была поставлена, и, разделив по себе, съели, загася огонь.

Напоследок камчадал, взяв мешок с челюстями, с которыми положена была берестяная лодка и горячий уголь, вынес вон и бросил, а обратно принес один токмо уголь: для того что оный значит светоч, с которым гости в ночное время провожаются и который обратно в юрту приносится. После проводин ели они рыбу, толкуши и ягоды – как бы остатки от прямых гостей.

Моржей около Камчатки видают редко, и то в местах, далее к северу лежащих. Лучшая их ловля около Чукотского Носа: ибо и звери там велики, и в большем против других стран числе водятся. Моржовые зубы называются рыбьею костью. Цена их от величины и веса зависит.

Самые дорогие те, коих два в пуд, но такие весьма бывают редко: по три в пуд нечасто ж случаются, обыкновенные зубы по 5, по 6 и по 8 в пуд, а мельче того немного вывозятся. Впрочем, по числу ж зубов, сколько их в пуд походит, сей товар и разделяется, и под именем восьмерной, пятерной, четверной и пр. кости продается. Верхний слой моржовых зубов – болонь, а сердце – шадра на сибирском наречии.