Последние бои на Дальнем Востоке - Сергей Владимирович Волков
Орудие капитана Стихина ведет частый ответный огонь, руководимое полковником Романовским и капитаном Сухановым, забравшимися уже на ближайшую сопку. Но оренбуржцы отступают: волна этих молодчиков быстрой и, в общем, нестройной волной прокатилась назад мимо обоих орудий Восточно-Сибирской артиллерийской дружины. Штабс-капитан Решетников и еще кое-кто из офицеров-артиллеристов крикнули было оренбуржцам, чтобы они остановились и помогли бы поднять перевернутый конями передок, но куда там: пешие и конные оренбуржцы спешили в тыл. По дороге молча и быстро шел какой-то оренбуржский офицер в защитном дождевике без погон. Решетников крикнул было ему, чтобы он приказал своим казакам остановиться и помочь артиллеристам, но офицер продолжал молча идти, тогда горячий штабс-капитан Решетников обругал офицера-оренбуржца, назвав его трусом и покрыв «матом». Слышал ли то офицер в дождевике или нет – неизвестно, но другой артиллерист – штабс-капитан Покровский зашикал на Решетникова: «Что Вы, Дмитрий Ионович, это ведь генерал Зуев». – «Тем хуже для него», – была короткая и такая же горячая, как и вся предыдущая, речь штабс-капитана Решетникова… Гранаты ухали, пела шрапнель, орудие капитана Стихина продолжало ответный огонь, мотавшие оренказы давно скрылись из глаз «глудкинцев», красные не появлялись. Первое орудие было приведено в порядок. Только что описанным взрывом гранаты из строя было выведено три орудийных коня: два были убиты, а третий ранен. Этот разрыв вражеской гранаты надо считать чрезвычайно удачным для белых, так как, упади граната всего на пять-шесть шагов дальше, она попала бы под передок и взрывом ее был бы он разнесен в щепы, а вместе с тем последовал бы неминуемый взрыв всех находящихся в передке гранат и шрапнелей. Тогда бы, конечно, вряд ли кто из находившихся поблизости офицеров и солдат глудкинцев остался бы в живых, не говоря уж о всей упряжке. Но Бог хранил «глудкинцев»…
Обозы белых вымотали из Малой Орловки и, отойдя за выступ горной цепи, вытянулись по дороге на Большую Орловку. Первое орудие Восточно-Сибирской артиллерийской дружины было также туда отведено, после того как новое дышло было сделано. Второе орудие продолжало оставаться на своей позиции и вести борьбу с противником. В нескольких десятках саженей впереди него неподвижно лежала цепь оренбургских пластунов. Оказывается, назад, мимо «глудкинских» пушек, промотали не все оренказы, а только одна их часть – конные и штабные, которым действительно в создавшейся обстановке делать было нечего на «этом пятачке».
Небольшая площадь Малой Орловки продолжала оставаться под частым огнем красного орудия. Второе орудие «глудкинцев» не менее энергично обстреливало высоты Брюхановки, но о результатах огня судить трудно, так как склоны сопок покрыты густым лесом. Во всяком случае, огонь второго орудия подбадривал своих (оренбургских казаков) и охлаждал противника (партизан). Позднее в частях Сибказрати говорили, что оренбуржцы-пластуны к вечеру продвинулись якобы к самой подошве Брюхановки и чуть ли не начали взбираться на ее склоны. Было ли это так или нет, но, во всяком случае, оренказы оказались значительно слабее енисейцев и сибирцев. В частях Сибказрати были также разговоры и о том, что оренбуржцы не имеют желания продвигаться вперед. Между тем орудие Сибирской казачьей батареи, заняв позицию на предельной дистанции, открыло «по карте», надо полагать, совершенно безрезультатный огонь по сопкам и дороге на деревню Известку. Так строго судя Сибирскую казачью батарею, должно оговориться, что подходящих позиций для полевой артиллерии в этой горно-лесистой дыре действительно не имелось. Таким образом, огонь белых орудий должен был играть роль лишь морального воздействия на свои и неприятельские войска. Отметим также и то, что первое орудие «глудкинцев», будучи отведенным за Малую Орловку, стало на позицию впереди Сибирского казачьего орудия и произвело несколько очередей, но затем замолчало, так как капитан Окорков счел совершенно излишним производить бесполезную трату снарядов. Во всяком случае, красным было показано, что в белой колонне имеется по крайней мере три орудия, а то, быть может, и более.
Целый день продолжался бой нашего второго орудия и красного, несколько раз единичные доблестные оренбуржцы пытались поднять своих станичников в решительное наступление на противника, но попытки эти успехом не увенчались. Таким образом, за вторую половину дня пехота обеих сторон держала себя в общем весьма пассивно. Чтобы все же у читателя не сложилось очень отрицательного мнения об оренбургских казаках, следует подчеркнуть опять, что в общем все чины Сибказрати, начиная от командующего и кончая последним рядовым и обозником, были против этого безрассудного движения на Анучино и, возможно, наличие у красных орудия было воспринято очень многими за подходящий повод к уклонению от ведения дальнейшего продвижения в горы.
В то время как Сибказрать проделала марш от Ивановки до Малой Орловки и тут застряла, полковник Аргунов со своим отрядом проследовал из Черниговки до деревни Калиновки, занял последнюю, но дальше, вследствие сопротивления красных и полного отсутствия дорог и троп, не мог продвинуться, тем более что имел при себе два орудия Западно-Сибирской артиллерийской дружины (бывшая Воткинская батарея полковника Алмазова). О своем положении он донес генералу Бородину. Что мог последний на это ответить? Ему было очевидным, что и в отряде полковника Аргунова не очень-то охочи до залезания с полевыми трехдюймовками в малодоступные сопки. К ночи в обстановке ничего не изменилось и генерал Бородин отдал своим частям приказ заночевать:
1. В Малой Орловке – штаб группы, Оренбургский казачий полк и второе орудие В. С. артиллерийской дружины с полковником Романовским и капитаном Сухановым во главе.
2. В Большой Орловке – генерал Блохин со своим Сводно-казачьим полком, первым орудием В. С. артиллерийской дружины (капитан Окорков) и Сибирской казачьей батареей подполковника Яковлева.
Чины обоих полков были обрадованы этим известием и быстро разошлись по назначенным им местам. Между тем откуда-то взялись облака. Они затянули небо, и около 20 часов 30 минут заморосил дождичек, вскоре превратившийся в настоящий дождь. Он продолжался всю ночь с 28 на 29 сентября. Конечно, никаких боевых столкновений в эту ночь не последовало. Красные, надо полагать, отошли на ночь в Известку.
Наступил серый рассвет 29 сентября. Ветер гнал низкие серые тучи. Порой на землю падали редкие
