Борис Григорьев - Карл XII, или Пять пуль для короля

Летом 1699 года он стал страдать от неудобств. По характеру это был добрый и спокойный человек, но когда на твоих старческих плечах покоится благополучие Датского королевства, то о покое говорить не приходится. Когда обременен государственными делами, то хочешь не хочешь, а надо заниматься политикой, а политика — это такая субстанция, которая ведет себя, как строптивый конь. Сегодня в седле, а завтра, извините... Поэтому по ночам король не спал и ворочался в постели, чувствуя, как над ним летает комар. Комар надоедливо и беспрестанно зудел, пищал, звенел, и каждый раз, когда король поднимал на него свою миропомазанную длань, комар ловко увертывался, через некоторое время снова возвращался и вертелся над самой головой, досаждая неимоверно, а иногда даже своим хоботком впиваясь в мягкое королевское тело.

Комаром этим было Готторп-Голштинское герцогство. Ни раздавить, ни убить его не было никакой возможности. Как только король заносил руку с мухобойкой, тут же возникала жуткая физиономия шведского пса: он стоял на страже интересов и свободы издевательских полетов комара над головой Кристьяна V. Швеция выступала гарантом суверенитета герцогства, а с женитьбой герцога Фредрика IV на сестре Карла XII ситуация стала просто нетерпимой.

Шлезвиг-Готгорп-Голштиния доставляла неприятности Дании очень давно. Бывшее родовое имение датских королей по боковой ветви, герцогство теоретически считалось плодом, упавшим с яблони Дании, но последнее время оно все дальше откатывалось от родного ствола, стало по всякому поводу проявлять свое непослушание и вообще стремиться к суверенитету. Ситуация осложнилась, когда за голштинским комаром появились и не исчезали насупленные физиономии шведских королей. Проблему пытались решить с помощью соглашений, посредников и конференций, но зло искоренить так и не удавалось. Датчане очень надеялись, что положение изменится, после того как Карл XI женился на датской принцессе, но не тут-то было: швед так и не избавился от недоверия к соседу по ту сторону Эресунна и еще крепче стал стоять за интересы голштинцев.

Конечно, это была не совсем разумная политика Швеции по отношению к своему скандинавскому соседу: нужно было либо кардинально решить вопрос и сломать хребет Датскому королевству, как это в свое время пытался сделать Карл X, либо отбросить в сторону всю традиционную неприязнь и наладить с датчанами нормальные добрососедские отношения, что, кстати, вполне искренно предлагали сами датчане[27]. Вместо этого Швеция избрала линию поведения, при котором Дания оказывалась в любом антишведском блоке.

Еще при короле Карле XI голштинскому герцогу пришла в голову сумасбродная идея под мудреным названием jus armorum, позволявшая ему содержать собственную армию и возводить крепостные сооружения против Дании. К стыду и чрезвычайному раздражению Кристьяна V, эта идея стала осуществляться на практике. Но тут вдруг почил в Бозе гарант безопасности Голштинии шведский король Карл XI, и Дания немедленно воспользовалась межвластием в Стокгольме. Она быстренько ввела свои войска в герцогство и сравняла продукты пресловутого jus armorum с землей. После этого король Кристьян V стал спать спокойнее.

Опекунский совет в Стокгольме задумчиво чесал в затылке, а герцог Фредрик IV в смятении взирал на дымящиеся останки своих крепостных сооружений. Заседавшая в Пиннеберге международная комиссия, в состав которой входили представители Швеции, немецких княжеств и морских держав и которая была призвана примирить Голштинию с Данией, была для честолюбивого герцога весьма слабым утешением.

Но герцог оправился от смятения, поехал в Швецию, заручился поддержкой Карла XII и утер, что называется, датчанам нос. Положение оскорбленного в лучших чувствах голштинского герцога никогда не было теперь таким надежным и угрожающим для Дании. Шведский король, никого не спрашивая и ни с кем не советуясь, принял решение помочь Голштинии шведскими солдатами. Нет, планов воевать с датчанами у короля не было, достаточно, по его мнению, было продемонстрировать им свою военную силу. Фредрик IV (Голштинский) теперь мог снова беспрепятственно браться за свой jus armorum. Потому что знал, что у Карла XII не могло быть никакой иной политики в отношении Дании, кроме как политики его отца: держать датчан все время под шахом, а если датские фигуры на шахматной доске активизируются, то можно будет поставить и мат. В полной уверенности в своей безнаказанности герцог Готторп-Голштинии или, если кому угодно, Шлезвиг-Голштинии[28], с помпой вернулся домой. С собой он привез пост главнокомандующего всеми шведскими войсками в Германии и любимого учителя короля Швеции, генерал-квартир-мейстер-лейтенанта К. М. Стюарта, большого специалиста по части крепостных сооружений. Теперь герцог при случае мог по своему усмотрению распоряжаться солидным военным потенциалом.

Конечно, позиция Карла XII по отношению к Дании была вызывающей. Объективно получалось, что Стокгольм становился на защиту тщеславного и взбалмошного герцога Фредрика IV, интересы которого далеко не совпадали с интересами Швеции. Шведский король сам подталкивал Копенгаген к поиску союзников, способных оказать датчанам помощь в противостоянии со шведами. В значительной мере тройственный антишведский союз возник благодаря близорукой антидатской политике Швеции. Копенгаген предпринимал серьезные попытки смягчить противостояние между обеими странами путем заключения браков между королевскими домами, но Стокгольм упорно и демонстративно отклонял все эти попытки.

Над головой Кристьяна V зажужжал уже не комар, а шершень. Королю не оставалось ничего другого, как впасть в глубокий пессимизм. Но тут ситуация неожиданно стала меняться в лучшую сторону. В Копенгаген вдруг стали поступать слабые, но ободряющие сигналы от послов сначала из Дрездена, а потом из Москвы. Эти сигналы день ото дня усиливались и вливали в датского монарха все новые жизненные силы. Все может кончиться не так уж и плохо. Два могущественных государя в августе 1698 года встретились в Раве Русской, что на юге Польши, и задумали основательно пощипать Швецию: король Август, племянник короля Кристьяна — из чистого тщеславия, а царь Петр — по сущей необходимости, намереваясь вернуть под свой скипетр старые русские земли и открыть окно в Европу через Балтийское море. Как кстати! Король Кристьян тут же дал указание своим дипломатам форсировать тройственный альянс с Петром и Августом.

Между тремя столицами началось оживленное движение дипломатических курьеров. В Копенгаген из Дрездена прибыл уполномоченный короля Августа II барон Валлендорф, оказавшийся не кем иным, как шведским изменником и лифляндским бароном Йоханном Рейнхольдом Паткулем, о котором королю рассказывал Э. Дальберг. Барон пострадал от шведской редукции, был приговорен стокгольмским судом к смертной казни, но бежал в Германию и теперь поступил на службу к польскому королю и активно выступал от его имени с идеей тройственного антишведского союза и присоединения Лифляндии к Речи Посполитой.