Луиза Гладышева - Кавалер ордена Улыбки

От радости я чуть не подскочила на лежаке: редкая удача для журналиста встретить своего героя в непосредственной обстановке. И в следующий миг Гавриил Абрамович посмотрел на меня, узнавая и не узнавая одновременно, с мольбой и отчаянием.

— Не выдавайте, ради всех святых, молчите, что мы — это мы.

Я с трудом погасила радость и кивнула головой.

— Понятно! Заговор молчания.

— Знакомых встретила? — живо заинтересовалась приятельница, с которой мы приехали к морю и приходили в себя после экзаменов и столичной сутолоки.

— Да нет, показалось, — пробормотала я, мгновенно решив, что даже ей не скажу, что рядом с нами отдыхает знаменитый доктор Илизаров.

Мне стало стыдно, что еще минуту назад всего одним словом я могла нарушить отдых Илизарову и его семье. Стоило только назвать имя или поделиться новостью с подругой, и, как это бывает, он бы уже не выходил из плотного окружения любознательных отдыхающих.

— Расскажите о вашем аппарате.

— В чем принцип лечения?

— А вот я слышал…

— А у моего коллеги…

— Будьте добры, автограф…

Моя приятельница непременно уже стояла бы с диктофоном и не терпящим возражений голосом говорила:

— Пожалуйста, Гавриил Абрамович, несколько слов для дальневосточных радиослушателей.

А в курзале рядом с афишей о новом кинофильме к вечеру красовалось бы яркое приглашение на лекцию о новых методах лечения в ортопедии и травматологии. Я нечаянно могла лишить Гавриила Абрамовича спокойного отпуска, в котором он не был больше десяти лет.

Мы встречались на пляже почти каждый день. Валентина Алексеевна плескалась с дочкой у берега, Гавриил Абрамович читал, загорал. Появлялись они сразу после завтрака, и к десяти часам, когда по корпусам разносили почту, Гавриил Абрамович вставал и надолго уходил с пляжа.

Уходил как-то виновато, и Валентина Алексеевна смотрела вслед мужу большими грустными глазами: он шел работать, читать почту, звонить в Курган, отправлять телеграммы, и с этим она ничего не могла поделать. Под зонтом оставались книги — сборник перепечатанных переводов трудов зарубежных ученых ортопедов и травматологов и стихи Расула Гамзатова. Теплый ветер лениво перебирал их страницы.

Телеграмм поступало много. Одни извещали, что в клинике все хорошо, что сборник ученых записок подготовлен и сдан в печать, что программа предстоящего в Кургане научного симпозиума врачей-ортопедов утверждена министерством. Другие просили о помощи: снова затягивается строительство травматологического отделения городской больницы, которое решено отдать институту; не ладится с выпуском аппаратов на Гудермесском заводе. И еще множество других «больных» вопросов, которые требовали его немедленного вмешательства и поддержки.

Илизаров вмешивался немедленно — звонил, слал телеграммы и писал письма — в Курган, в Министерство здравоохранения СССР и РСФСР, в Ленинград — в головной институт травматологии и ортопедии имени Р. Вредена, филиалом которого был курганский. Также незамедлительно отвечал на телеграммы и письма бывших пациентов и больных, стремящихся попасть к нему на лечение. Письма находили его и здесь.

Возвращался Гавриил Абрамович к морю разгоряченный и сразу бросался в воду, рассекал волны, словно продолжал спорить с невидимыми оппонентами. Он уплывал далеко, купальная синяя шапочка совсем скрывалась из виду. Валентина Алексеевна ходила со Светланкой по берегу, ожидая и всматриваясь, не покажется ли в солнечных брызгах синяя шапочка.

Однажды Гавриил Абрамович не появлялся дольше обычного, и Валентина Алексеевна, всегда сдержанная и спокойная, волнуясь, направилась было вверх по лестнице, где в белой легкой веранде дежурили врач и осводовцы. Но, увидев мчавшийся к маленькому причалу спасательный катер, остановилась: на катере был муж и милиционер.

— Ну, что, убедились?! — смеялся Гавриил Абрамович, продолжая спор на причале. — Я же говорил вам, что уже три дня как здесь нет щита с надписью о запретной для купания зоне. Раз нет, значит, купаться можно?

Милиционер только развел руками.

— Но вы же говорите, что видели такой щит и знали о запрете!

— Я-то видел, потому и не купался раньше. А те отдыхающие, которые приехали вчера, сегодня, откуда они знают?

— Саша, не спорь, прав товарищ! — крикнул молоденькому милиционеру старый моторист. — А вы, товарищ доктор, понапрасну не рискуйте и далеко не заплывайте. А если захочется далеко в море, скажите, мы завсегда подстрахуем.

— Спасибо, спасибо! — поблагодарил нарушитель и только сейчас заметил жену. Обрадовался и стал рассказывать, что с ним случилось.

— Ой, Валя, легко отделался. Сигналят, а я не слышу, плыву и плыву, Догнали. «Ваши документы?» — спрашивают. «Какие документы в море? Одни плавки только да шапочка». — «Ах, шутите?! Как ваша фамилия?» — «Илизаров моя фамилия, из Кургана». — «Не шутите?! Сам доктор Илизаров? Садитесь, дорогой человек, садитесь, мы вас мигом до берега домчим».

— А как насчет сопровождения милиционера? — не удержалась Валентина Алексеевна.

— Да, да, — спохватился Гавриил Абрамович, что упустил из приключения такую немаловажную деталь, как встречу с милиционером. — Он тоже там был, на катере. «Вот, — говорит, — вы мне и попались. Штраф придется заплатить, хоть и знаменитость». — «За что штраф?!» — удивляюсь. «За купание и ныряния в запрещенном месте. Видели, там предупреждение есть?» — «Было предупреждение, а его уже три дня как сняли, значит, можно». — «Нет, нельзя».

— Вот и убедились сейчас, — засмеялся Гавриил Абрамович.

Они молча шли по берегу, по крупной гальке, на которую было непривычно и больно ступать босыми ногами.

— Понимаешь, Валя, — он тронул за руку жену, — даже в такой незначительной ситуации велика сила инерции, какова же она в нашем деле…

— Ты о чем, Гавриил? — не сразу поняла жена.

— Об инерции устоявшегося взгляда на старые вещи. Разве не показательно? Щит в запретном для купания месте стоял, быть может, не один месяц, и все привыкли, что щит есть. А его уже нет, то ли смыло волной, то ли убрал кто-то, а по инерции продолжает действовать старое мнение, будто он есть. Вывод? Всякая новая мысль, каждое новое дело, если оно стоящее, должно преодолеть инерционную силу старого.

До конца отпуска Илизаров не продержался на берегу. Оставалось дней десять санаторного отдыха, а он с семьей уже ехал в Москву — доказывать, что по масштабам научных исследований и проблематике они давно переросли возможности филиала и пора открывать в Кургане самостоятельный научно-исследовательский институт с совершенно четким сложившимся направлением — чрескостным компрессионно-дистракционным остеосинтезом — первый институт такого профиля в нашей стране и в мире.