Сергей Макеев - Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

По сравнению с таким публицистическим «потоком самосознания» одинокая статья просто добросовестного журналиста «Мазепа — слуга пяти господ» — глас вопиющего в пустыне. Неудивительно, что в учебнике по истории Украины для пятого класса теперь утверждается, что «Иван Мазепа стремился сделать Украину великим европейским государством, освободить из-под гнета Московского царства».

Культ Мазепы подкрепляется монументальной пропагандой. Первый памятник ему был поставлен в Мазепинцах на Киевщине еще в 1994 году. При участии Украины в 2004 году установлен памятник Мазепе в румынском городе Галаце. Широко обсуждался проект памятника в Полтаве…

Фильм знаменитого кинорежиссера В. Ильенко «Молитва о гетмане Мазепе» переводит все вышесказанное на язык кинокошмара, где кровь течет рекой, головы рубят как капусту, жена Кочубея мастурбирует с отсеченной головой мужа, а Петр I насилует солдат. Впрочем, есть в фильме глубоко символический эпизод: царь стоит над могилой Мазепы, вдруг из-под земли появляется рука гетмана и хватает Петра за горло. Да, иногда они возвращаются! Воистину мертвые хватают живых!

Отдельная история — борьба церковных и светских мазепанов за отмену анафемы Мазепе. Хотя имя его не поминается в церковных службах с 1865 года, но когда в Воскресенье Торжества Православия проклинают еретиков, отлученных от церкви, то подразумевается, что Мазепа среди них. Как пробный шаг к отмене анафемы, 10 июля 1918 года в Киеве на площади перед Софийским собором состоялась панихида по Мазепе. Это мероприятие было задумано как ответ Москве на празднование годовщины Полтавской битвы. Однако ни гетман Скоропадский, ни члены его кабинета, ни митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) не решились явиться на панихиду. Затем разговоры об отмене анафемы притихли, но в конце столетия снова оживились в печати. Основной аргумент мазепанов таков: анафема была наложена нецерковным органом — Священным Синодом. Но тогда получается, что все решения Синода за полтораста лет незаконны и должны быть отменены. А на самом-то деле в 1708 году Синод еще не был учрежден. Правда, и патриарха не было, но церковь управлялась, как и положено, местоблюстителем Патриаршего престола — им был тогда Стефан Яворский, природный украинец. Если поборники отмены анафемы этого не знают — стыд, если знают и обманывают людей — срам.

Очевидно, что украинцам навязывают Мазепу, отредактированного до неузнаваемости, как главного национального героя. А Мазепа в головах — это нескончаемая гетманщина в действительности: управляемый майдан, своекорыстная рада, тайная власть старш́ины, заискивание перед заграницей — и непрерывная цепь предательств…

«Шпион» № 1, или Чужой среди своих

Шпионаж зародился в глубокой древности, но стал профессией и получил общественное признание лишь тогда, когда о разведке заговорили во всеуслышание. А для этого должна была появиться книга о настоящем разведчике — о герое-разведчике, которым движет не авантюризм, не алчность, а беззаветная любовь к родине. Книга не только о его подвигах, но и о чувствах, мучительных сомнениях, нравственном выборе.

И такая книга появилась в 1821 году. Первый шпионский роман назывался незатейливо — «Шпион», но имел подзаголовок: «Повесть о нейтральной территории».

Роман на пари

Сквозь густой лес вдоль берега озера Отсего легкой индейской поступью бежал мальчик лет десяти. Он прятался за стволами деревьев, ужом скользил в траве.

— Джеймс! Хватит прятаться! — кричали ему братья. — Ты выиграл, мы уходим домой. Смотри, отец тебе всыплет!

Сыновья судьи и крупного землевладельца Вильяма Купера постоянно играли на воле, прекрасно ориентировались в лесу, метко стреляли из лука. Но Джеймс превосходил братьев во всем.

Когда мальчики вернулись домой, они увидели там Джеймса, листающего книгу со скучающим видом.

— Где вы пропадали? — спросил он.

Братья привыкли к его способности незаметно исчезать и внезапно появляться, все примечать, оставаясь невидимым, и даже называли иногда шпионом.

Прошло немало лет. Джеймс Фенимор Купер учился в Йельском колледже, потом служил на флоте, побывал в Лондоне — то есть, по тогдашним американским меркам, повидал мир. Наконец женился, обзавелся собственным домом и фермой, у него самого появились дети.

По вечерам, уложив дочурок спать, Джеймс и его жена Сюзан по очереди читали вслух английские романы. Книжные новинки долго плыли в Америку, а затем ехали к читателям на перекладных. Американская литература еще не заявила о себе, писатели по большей мере подражали европейским авторам, а местные поэты воспевали выдуманную природу, похожую на регулярный английский парк, и трели соловья, хотя этих птиц в Америке нет, не замечая чудесного пения американских дроздов…

В тот вечер Джеймс дочитывал длинный сентиментальный роман. Закончив, он в сердцах отбросил книгу прочь и заявил:

— Я бы написал не хуже!

— Вечно ты задаешься, — мягко заметила Сюзан, — у тебя нет никакого литературного опыта.

— Бьюсь об заклад! — воскликнул Джеймс. И тут же пожалел о сказанном. Но идти на попятный не захотел, и пари было заключено.

Жена была не совсем права. Во-первых, чтение для внимательного и вдумчивого читателя — тоже литературный опыт. А Джеймс читал много и воспринимал глубоко. Во-вторых, проба пера уже состоялась.

Одиннадцатилетним мальчишкой, начитавшись романов о рыцарях, Джеймс решил сочинить что-нибудь в духе Вальтера Скотта. Но вот беда, он писал медленно и такими каракулями, что и сам не мог разобрать. Тогда мальчик договорился с наборщиком местной газеты, что надиктует ему книгу, а издатель даже согласился печатать ее с продолжением. Но фантазии на рыцарскую тему скоро наскучили юному автору, и роман остался ненаписанным.

Позднее, в юношеском возрасте, Джеймс написал балладу по просьбе одного бродячего певца. Это случилось вскоре после окончания второй войны с Англией, когда все только и говорили о жестокости англичан. Баллада называлась «Сожжение Буффало, или Ужасный пожар». Типография все той же газеты «Отсего геральд» отпечатала несколько экземпляров текста. Джеймс вскоре позабыл о своем поэтическом дебюте. Однажды он был в гостях у одного из соседей. Перед ужином, желая занять гостя, дочь хозяина села за пианино и неожиданно запела… «Сожжение Буффало». Автор скромно промолчал, но аплодировал с двойным жаром — исполнительнице и себе самому.

Теперь Джеймс взялся за перо более решительно, и в 1820 году уже читал рукопись друзьям, вкусу которых он доверял. Купер сказал слушателям, что это сочинение его хорошего знакомого. Роман назывался «Предосторожность», автор следовал традициям английских сентиментальных и семейных романов. Мужчины одобрили сочинение, а дамы даже усмотрели в нем влияние их любимых писательниц Джейн Остин и Амелии Опи. Окрыленный такими оценками, Купер отдал свое детище в нью-йоркское издательство, и скоро оно вышло в свет под длинным названием «Предосторожность, или Предупреждение лучше, чем лечение», но без указания имени автора. Книгу перепечатали даже в Англии.