Борис Фридман - Мои военные дороги

Дня через два после приезда в этот лагерь меня нашел человек в штатском, представился сотрудником советского консульства и предъявил служебное удостоверение. Он сказал, что его обязанностью будет следить, чтобы у нас не было здесь никаких трудностей и больших задержек с дальнейшим транспортом. Ему было лет двадцать пять, держался он просто, дружелюбно, и мы с ним даже сдружились, хотя я вскоре понял, что имею дело с сотрудником госбезопасности. Жил он в гостинице в центре Александрии.

В один из дней ко мне подошел человек лет пятидесяти в офицерской форме и на хорошем русском языке сказал, что рад встрече с русским офицером, что в Александрии живет довольно большая колония евреев, эмигрировавших из Советского Союза, что сам он и его семья принадлежат к этой колонии. "Мы будем очень рады, если вы найдете время побывать у нас", - закончил он. Мы договорились о дне и часе встречи, он дал свой адрес. Во мне заговорило советское воспитание, и я, подумав, предложил гэбисту поехать вместе со мной. Тот охотно согласился.

Нас приняли с восторгом. Пришло много людей, желавших встретиться с русским офицером, было много молодежи. Для собравшихся русские были героями, и мы в полной мере ощутили это на себе. Почти все хорошо говорили по-русски. Стол ломился от снеди и бутылок с вином. Время прошло в оживленных разговорах, в песнях и танцах.

В последующие дни я несколько раз бывал в этой семье, и меня всегда встречали тепло и дружески. Все напоминало ту атмосферу, которая окружала меня на Корсике в доме художника.

Близился день отъезда. В нашу группу добавились два русских офицера, которые прибыли в лагерь еще до нас, и трое потомков русских эмигрантов юноша и две девушки, - выразившие желание воевать с фашистами в рядах Советской армии.

Мои еврейские знакомые приехали проводить меня, привезли мне чемодан, который заменил мой рюкзак. Они обратились ко мне с просьбой взять золотые часы и несколько золотых изделий, чтобы передать их родным, живущим в одном из городов Советского Союза. "За вещами они сами приедут в Москву, не беспокойтесь", - говорили они мне в ответ на мои отказы, не понимая, что послужило тому причиной. Но я-то понимал, что на родине меня ждет непредсказуемое, что возможны любые осложнения, объяснил им это - и был, наконец, правильно понят.

На этот раз мы едем в пассажирском поезде. Нас сопровождает тот офицер, который был прикреплен к нам в лагере. Гэбист тоже едет с нами, но в другом вагоне. Каир, Исмаилия, ночью переезжаем по мосту Суэцкий канал, около двухсот километров по Палестине вдоль берега Средиземного моря. В Хайфе выходим из вагонов. Ясное солнечное утро. Нас встречают с духовым оркестром, на перроне длинные столы, уставленные блюдами с бутербродами, вазами с фруктами, бутылками с соком и минеральной водой, кувшинами с местным вином. Еврейские девушки в военной форме потчуют нас с улыбками. Я прощаюсь с гэбистом. "До встречи в Иране", - говорит он.

Нам предстоит проехать через Синайскую пустыню до Багдада, это около тысячи километров. Два десятка военных грузовых машин, оборудованных для перевозки людей, ожидают нас. К вечеру мы достигли оазиса Рутба (на полпути между Хайфой и Багдадом), где и остановились на ночевку в английском транзитном лагере.

После ужина меня неожиданно вызвали к коменданту лагеря. В комендатуре кроме коменданта меня ожидали несколько польских офицеров. Оказалось, что одновременно с нами в лагере находится небольшая группа военнослужащих польской армии Андерса, направляющихся из Советского Союза в Алжир, и что командованию этой группы известно об инциденте, имевшем место в городе Константине, когда поляки поколотили нашего солдата. Офицеры опасались, что у русских возникнет желание поквитаться, и обратились ко мне с просьбой не допустить конфликта. "Мы, конечно, осуждаем то, что произошло в Константине", - заверили они. Комендант поддержал их просьбу. Я пообещал принять все необходимые меры, мы довольно дружески побеседовали и в заключение распили несколько бутылок вина. Вернувшись к себе, я собрал командиров взводов и предупредил о необходимости соблюдать порядок.

Утром наше путешествие продолжилось.

Несколько слов об общей обстановке в регионе. Еще во второй половине 30-х годов началось проникновение фашистской Германии в Иран. Обладание этой страной дало бы ей большое стратегическое преимущество в подготавливаемой войне, и немецкое командование готовилось к захвату Ирана. Однако участники антигитлеровской коалиции нанесли превентивный удар: в августе 1941 года Иран был оккупирован советскими и английскими войсками, страна была поделена на две приблизительно равные части - северную и южную. Северную заняли части Советской армии, южную - английской. Тегеран оказался в советской зоне.

В Басре нас встретили советские офицеры, но встреча ограничилась вопросами, все ли у нас в порядке, не нужна ли какая-нибудь помощь. Больше мы их не видели. Зато мы впервые увидели новую советскую военную форму, она всем понравилась, погоны произвели впечатление.

И вот мы прибыли в Тегеран. Нас встретила группа советских офицеров во главе с полковником. Я представился. Держались они корректно, но холодно. Спросили, нет ли больных. Я сказал полковнику, что мы везем дипломатическую почту, он был немного удивлен, сказал, что сообщит об этом в наше консульство. Всю группу разместили на нарах в больших казарменных помещениях, а меня провели в комнату дежурного офицера. Он спросил, в каком я воинском звании, когда и где попал в плен, причем все это в сочувственном тоне. В комнате стоял широкий диван. Офицер принес мне подушку, одеяло, а затем большую тарелку с бутербродами и полный до краев стакан водки. Пожелав покойной ночи, он удалился. Рано утром пришел человек в штатском, я передал ему диппочту.

Нам предоставили несколько теплушек, прицепили к пассажирскому поезду, и мы поехали. Еще около трехсот километров по красивейшей горной дороге. Занимался солнечный день. В отличнейшем настроении мы приближались к границам Советского Союза.

* * *

В Бендер-Шахе, портовом иранском городе на берегу Каспия, мы прожили дней десять. И здесь перед нами прошла как бы тень того, что ожидало нас в Советском Союзе. Нас кормили в столовой воинской части, мы ходили туда строем в сопровождении лейтенанта, всегда к строго определенному часу. Территория воинской части была обнесена каменной оградой, вход был через проходную. В первый же наш приход мы заметили: часовых в проходной почему-то нет, выходим на большой казарменный двор - ни души, входим в столовую - ни души, только в окнах раздаточной видны люди. Сначала мы не придали этому значения, но такая картина повторялась во все последующие дни, и мы поняли, что это не случайность, что приняты меры к тому, чтобы изолировать нас от военнослужащих части, не допустить никаких контактов с ними, что нас рассматривают как людей подозрительных.