Жорж Перек - W или воспоминание детства

Разумеется, празднования, прославляющие победителей главных Игр, устраиваются с гораздо большим размахом и пышностью, чем праздники в честь победителей классификационных и местных чемпионатов. Но это, пусть и явное, отличие — не самое главное для понимания системы ценностей, принятой на W. Куда более значительной и одной из оригинальнейших черт общества W является то, что побеждённых не только отстраняют от этих празднований, — это всего лишь проявление элементарной справедливости, — но просто и начисто лишают вечернего приёма пищи. И действительно, если питание получали бы и победители и побеждённые, единственной привилегией победителей оказалась бы пища лучшего качества, пища праздничная вместо пищи будничной. Не без основания организаторы пришли к выводу, что этого вряд ли достаточно для поддержания необходимой боеспособности атлетов на состязаниях высшего уровня. Чтобы какой-нибудь Атлет выиграл, прежде всего необходимо, чтобы он захотел выиграть. Несомненно, мечта о личной славе, жажда сделать себе имя, национальная гордость являются могучими двигателями. Но в самый решающий миг, в тот момент, когда человек должен показать всё, на что он способен, пересилить себя и почерпнуть в последнем рывке энергию, которая позволит ему вырвать у соперника победу, совсем небесполезно, чтобы к спортивному азарту подключился некий элементарный механизм выживания, почти инстинктивный защитный рефлекс: то, что ожидает Атлета на острие его победы, — намного превосходит неминуемо мимолётный престиж его физического преимущества; получение дополнительной пищи — гарантия лучшего физического состояния, обеспечение лучшего пищевого равновесия, а следовательно, лучшей спортивной формы.

Здесь можно оценить, каким изощрённым образом система питания W врастает в глобальную систему общества и даже становится одним из главных его сочленений. Разумеется, само по себе отстранение от вечернего приёма пищи вовсе не представляет угрозы для жизни. В противном случае, на W давно бы уже не было спортивной, да и самой обычной жизни: и действительно, элементарный подсчёт показывает, что в лучшем случае, то есть во время классификационных чемпионатов, из общего числа 1320 Атлетов лишь 264 имеют возможность поужинать. После местных чемпионатов или отборочных состязаний их число уменьшается до 132, а по завершению Игр, их остаётся всего-навсего 66, то есть, ровно один из двадцати. Но в таком случае, большая часть Атлетов должна была бы пребывать в условиях хронического недоедания. Однако это вовсе не так: спортивный режим предусматривает три приёма пищи в день, первый — рано утром, до разминочного кросса, второй — в полдень, после тренировочных мероприятий, третий — в 16 часов, во время традиционного перерыва, отделяющего отборочные соревнования от финальных. Зато рацион всех кормлений подсчитан таким образом, чтобы диететические и энергетические потребности атлетов удовлетворялись не полностью. В нём почти отсутствует сахар и витамин В1 необходимый для усвоения углеводов. Иначе говоря, Атлеты пребывают в режиме постоянной недостаточности; который при более или менее продолжительном сроке угрожает серьёзно подорвать сопротивляемость мышечной усталости. А ужин победителей, со свежими фруктами, нежными винами, сушёными бананами, финиками, клубничным джемом, вареньем, шоколадом является, с этой точки зрения, настоящей углеводной регенерацией, необходимой для поддержания Атлетов в хорошей форме.

Явный недостаток этой методики состоит в том, что, благоприятствуя победителям и строго наказывая побеждённых в области, связанной с физиологическим состоянием соревнующихся, она рискует ещё больше увеличить разницу между атлетами и способствует возникновению некоей замкнутой системы: сегодняшние победители, вознаграждённые вечером дополнительным сахарным рационом, имеют все шансы и завтра оказаться победителями, и так далее: одни становятся всё сильнее и сильнее, а другие — всё слабее и слабее. Разумеется, это лишило бы соревнования всякого интереса, поскольку их результаты были бы, так сказать, предсказуемы. Дабы исправить этот недостаток, организаторы не предпринимали никаких специальных шагов; вместо того, чтобы запретить победителям выходить на стадионы на следующий день после победы (мера явно противоречащая самому духу жизни W) они предпочли, в очередной раз демонстрируя свою мудрость и глубокое понимание человеческой души, довериться тому, что они, посмеиваясь, называют природой. Опыт подтвердил правоту организаторов. Победителей не отстраняют от соревнований следующего дня. Но чаще всего они проводят перед ним бессонную ночь и возвращаются в корпуса только к утренней перекличке. На праздничном банкете они, изголодавшись по сахару, набрасываются на еду, объедаются, обжираются. Опьянённые своей победой, они отвечают на все тосты, поднимаемые в их честь, напиваются, мешая вина и ликёры, заваливаются под стол. Нетрудно понять, почему в этих условиях крайне редко случается, чтобы один и тот же Атлет добился победы два раза подряд. Победителю было бы благоразумнее воздержаться, исключить или, по крайней мере, ограничить возлияния, умеренно потреблять отобранные блюда. Но искушение чествуемых лауреатов столь велико, что устоять перед ним способен лишь редчайший, особо закалённый характер. Впрочем, никто их к воздержанию и не побуждает, ни Официальные лица, — которые ежеминутно призывают их осушать бокалы, — ни Спортивные руководители, которые, заботясь о команде в целом, заинтересованы в том, чтобы быстрая и регулярная смена победителей гарантировала максимальному количеству Атлетов необходимую энергетическую поддержку в виде этих вечерних трапез.

XIX

Колледж Тюренн, прозванный Колокольней, был довольно большим розовым зданием, вне сомнения, недавней постройки, и располагался чуть в стороне от Виллар, в каком-то полукилометре от Изморози; посетив его в декабре 1970 года, я с изумлением это обнаружил, поскольку в моих воспоминаниях он находился где-то невероятно далеко, куда никто не заезжал, куда не доходили новости, а переступивший его порог один раз, больше не переступал его никогда.

Колледж был религиозным заведением, руководимым двумя сёстрами (возможно, и в родственном и в религиозном смысле слова), которых я не столько вспоминаю, сколько представляю себе одетыми в длинные серые платья и с огромными связками ключей на поясе. Они были строгими и мало склонными к нежности. Школьный директор, напротив, был очень добрым, и я испытывал к нему чувство, близкое к поклонению; его звали отец Давид, он был францисканец или доминиканец, одетый в белую рясу, подпоясанную плетёным шнуром, на конце которого висели чётки. Какая бы ни была погода, он носил сандалии на босу ногу. Кажется, я помню, что он был лысым, и у него была большая рыжая борода. По словам моей тёти, он был крещёным евреем; вероятно, это он потребовал, чтобы меня окрестили, не только из желания меня защитить, но и из стремления обратить меня в христианскую веру.