Рудольф Волтерс - Специалист в Сибири. Немецкий архитектор в сталинском СССР

Затем переходят к капитализму, коммунизму, Красной армии, манджурскому вопросу и заканчивают неслыханным обращением японских промышленников с китайскими кули.

Разговаривают возбужденно, кто-то приходит в ярость, кто-то смеется, крутят сигареты и ни к чему не приходят. Для меня это было по большей части скучное, но порой и восхитительно веселое времяпровождение.

Я заранее предполагал долгими зимними вечерами в России работать для себя. Но ничего не получилось. Не было книг, не хватало материалов, а дома чаще всего было холодно и неуютно. Немногие свободные вечера были вскоре заняты, потому что я знакомился все с большим количеством людей, меня приглашали в гости и так же часто приходили в гости ко мне. Русские — радушные и исключительно гостеприимные хозяева. Гостеприимность — высший неписаный закон. Никогда меня не принимали так сердечно и с открытой душой, как в Новосибирске. Приходишь вечером в бедное жилище, сразу же ставится самовар, на столе появляется водка, селедка и немного черного хлеба — все что есть у любезных хозяев, все для гостя. Мы играли в шахматы, пили водку и чай и пели, пели красивые песни с Украины, с Волги, с Байкала. Вряд ли есть народ, который так любит петь, как русские, и который владеет такой сокровищницей прекрасных народных песен. В каждой квартире была гитара или балалайка и все, кого я знал, умели петь. Я не мог наслушаться этими красивыми меланхоличными песнями с их сложной мелодикой и одновременно такими темпераментными сменами ритмов. Одну из этих песен, старую сибирскую, о ссылке и свободе, я попытался перевести:

Heiliger Baikal, du herrliches Meer,Schaumend voll weiter Wellen und Wogen!Flieh', meine Barkejagc daher!Segel geblaht und gcbogcn.

Jahr um Jahr wohl zog ich im Joch,Jahr um Jahr stromauf den Akat —Alt in Verbannung, erhob ich mich doch,Schaute der Freiheit Saat!

Weit im Gebirge griff mich kein Posten,Tief in den Schluchten kein wildes Tier,Und vergebens im fernen OstenSpahte der Schatz' nach mir!

Tags und in Nachten auf einsamen WegenFloh' ich. Der Bauer, so ehrlich und echt,Teilte mir Brot, der Erde Segen,Trunk undTabak der Knecht.

Heiliger Baikal, du herrliches Meer,Gutes Segel, mein altes Kleid!Flieh', meine Barke, jage daher!Vor mir das Meer so weit!

Домашние праздники всегда справлялись с таким количеством алкоголя, какое удавалось достать. Обычно поздно вечером все участники пили друг с другом на брудершафт (русские переняли немецкое слово). Во время этой церемонии мужчины тоже целовались друг с другом. Само собой разумеется, что я как гость должен был уважать обычаи этой страны и однажды вечером со смешанным чувством принял поцелуй своего шефа, который он по такому случаю сердечно впечатал мне в губы.

Часто гости приходили ко мне, в 10,11 иногда в 12 часов ночи. Все поражались в первую очередь европейским, «капиталистическим» вещам, привезенным с собой. Мой шкаф-чемодан вызывал изумление и почитание, как нечто священное; робкое удивление вызывали обычный маленький будильник, фотоаппарат, ручка, заправляющаяся чернилами.

Вот, оказывается, какие вещи производят «капиталистические государства»!

Как-то я получил по случаю посылку из дому с кофе, шоколадом и сигаретами — вещами, которые иностранные специалисты могли по унизительным таможенным правилам провезти только в небольших количествах. Сигареты в упаковке из фольги были самым неслыханным из того, что мои друзья вообще могли себе представить. Каждый просил меня дать ему пустую упаковку, и я лишился дара речи, когда один высокий начальник однажды попросил меня с жадным взглядом: «Подарите мне эту красивую пачку, когда она опустеет».

Вскоре я осознал, что благодаря этим блестящим коробочкам меня всюду будут хорошо принимать, и в конце концов написал домой, чтобы мне присылали только пустые упаковки из фольги.

Во время наших бесед, которые часто становились бесконечными, обычно не присутствовали члены партии — иначе не было бы атмосферы открытости, и очень редко — хорошее настроение. Но между собой мы могли говорить о Гитлере и Сталине, о государстве и религии, и обо всем другом. Как правило, не члены партии были настроены против системы, но определенный национализм мешал им громить все и вся. В особенности мой друг Володя всегда с гордостью демонстрировал мне грандиозность сталинских программ и возможности огромного неизмеримо богатого государства.

Но все обычно повторяли:

— Да, сейчас пока еще плохо, но подождите до первого января, тогда начнется второй пятилетний план, а на это время Сталин обещал во много раз лучшую жизнь.

Действительно ли они в это в глубине души верили, я не знаю. Диктатора уважали, но его провинциальных командиров, партию и ГПУ в равной степени ненавидели и боялись. Принуждение и ограничения свободы тяжело давили на всех и заставляли, несмотря на пропаганду и обещания, ненавидеть систему.

Однако, общей для всех, для коммунистов, рабочих, инженеров и старых буржуа, была ненависть к церкви. Любую религию находили просто смехотворной. Личность Христа многим импонировала, как и его учение о любви к ближнему, но пролетарий и почти через два тысячелетия после Христа оставался пролетарием — предметом эксплуатации для капиталистов. Мы часто дискутировали о бессмертии души, но обычно не продвигались дальше самого начала, поскольку не могли договориться о самом понятии «душа». Для меня подобные беседы были связаны с очень большим напряжением, потому что словарного запаса для таких сложных тем, конечно же, не хватало.

Такие вечера бежали очень быстро и были чаще слишком короткими, чем слишком длинными. Чем больше я узнавал русских людей и чем лучше понимал их язык, тем менее одиноким чувствовал себя в этой стране.

Иностранные специалисты

Неравенство в снабжении. Ресторан. Безработные специалисты. Немецкие шахтеры.

В Новосибирске работало около сотни иностранных специалистов. Мы встречались и знакомились в нашей «закрытой» лавке, где делали покупки почти ежедневно, поскольку хлеб получали только на день вперед, и должны были заботится о том, чтобы оказаться на месте, если приходили какие-либо товары в небольших количествах. Такие вещи, как яйца, икра, конфеты, печенье, исчезали за несколько часов, и тот, кто приходил назавтра, уходил с пустыми руками. Число приписанных к магазину иностранцев — иностранные рабочие не имели в него допуск — уменьшилось 1 января 1933 г. более чем вдвое, поскольку с этого дня покупать здесь могли только те, с кем Советский Союз заключал договора через свои представительства за границей, то есть в Берлине, Вене и т. д. Большое число тех, кто на свой страх и риск приехал в Россию и подписал договор уже в Москве, было отлучено от специального снабжения. Следствием этого мероприятия был, естественно, массовый отъезд из России. Особенно для немцев жизнь безработного на родине была чисто материально намного предпочтительнее здешнего уравнивания в положении с русскими.