Игорь Юркин - Демидовы: Столетие побед

Акинфий первым приобщился к отцовским делам и первым же показал себя реальным в них помощником. Несомненно, тому же учились и младшие, но ко времени, когда они подросли, Акинфий прочно занял при отце место ближайшего доверенного сотрудника. Он стал его правой рукой, можно считать, младшим компаньоном, с той, впрочем, оговоркой, что до смерти основателя дела не имел выделенной доли в управлявшемся при его участии имуществе. К отцовским занятиям с молодых лет приобщались и младшие сыновья. Но все расширявшаяся деятельность отца долгое время затмевала их робкие, ученические шаги в деле промышленного предпринимательства. Какая-то индивидуальность начинает различаться в них только в XVIII столетии: у Григория в первом его десятилетии, у Никиты и того позже.

В отличие от братьев, которые, возмужав, превращаются во вполне осязаемые «фигуры», бесплотная, лишенная индивидуальных черт Анастасия такой для историка пока и остается. Имя ее раз-другой мелькнет в делах по наследству и снова исчезнет. Единственная персональная о ней информация — за кого она была отдана замуж. Плюс — границы временного интервала, в течение которого была несомненно жива.

Где размещалось это немалое семейство (к детям скоро прибавились внуки)?

Тульский двор Демидова — одна из площадок, на которых разворачиваются события уже известной нам истории отношений Никиты и Петра. По преданию, именно здесь был сделан важный шаг на пути к той приязни, которую в течение всей жизни питал к кузнецу царь.

Вернемся к «демидовской легенде» — тому в ней эпизоду, где Петр, обрадованный отлично исполненными алебардами, одаривает мастера серебряным ковшом и сукном на платье. Одарив, обещает «на возвратном пути» в Москву заехать к нему в гости. «Государь, — уверяет Гамель, — сдержал слово. Осмотрев небольшую фабрику Антуфьева, посетил Он его в избе. Когда же при сем случае Антуфьев стал подчивать Высокаго гостя виноградным вином, то Государь дал ему пощечину, говоря: неприлично кузнецу пить такое вино. — Антуфьев отвечал, что никогда хмельнаго и в рот не берет, а купил сие вино для Великаго посетителя хижины его. — Отнеси назад и дай мне рюмку простяка — сказал Государь, которую и выпить изволил. Сверх того выкушал Он стакан пива и стакан меду из рук жены его, которая была и молода, и прекрасна, и поцеловал ее»[133].

Сравним этот, принадлежащий Гамелю, текст с вышедшим четверть века спустя из-под пера тульского автора И.Ф. Афремова. Рассказывая ту же историю, он опирается на авторитетное сочинение предшественника-академика, позволяя себе даже текстуальные из него заимствования. При этом — редактирует: кое-где уточняет (виноградное вино становится французским), добавляет (Петр «хвалил ум и предприимчивость хозяина» — у Гамеля этого нет) или же, напротив, удаляет (снята характеристика фабрики — «небольшая»). В целом прослеживается стремление представить образ Петра более отлакированным, чем он дан у Гамеля. Именно этим скорее всего объясняется изъятие из повествования в афремовском его изложении такой живой детали, как царский поцелуй[134].

Заметим, что наиболее яркие эпизоды приведенного предания не являются специфически демидовскими: они находят целый ряд параллелей в циклах посвященных Петру исторических анекдотов. Приведем два фрагмента, оба из голиковской их серии.

В первом адмиралтейский магазейнвахтер (служитель склада) просит Петра принять от купели новорожденного сына. Тот соглашается. «После крещения монарх поздравил родильницу, поцеловал ее и пожаловал на зубок два рубли. Хозяин поднес его величеству рюмку гданской водки. Государь, прикушав оную, сказал ему: "Кум! Это гданская водка, вить она дорога и не по твоему жалованью". — "Для такого кума, каков ваше величество, — ответствовал он, — ничего нет у меня дорогого". — "Однако ж, — сказал, государь, — нет ли анисовой?" Подал и ту, и государь, отдав первую, выкушал последнюю».

Вторая сцена происходит в лавке, где для дорогого гостя уже приготовлено угощение. «Сиделец (уже известный нам персонаж, отличавшийся любовью к порядку. — И. Ю.) поднес его величеству гданской водки и поставил закуску. Монарх, прикушавши оной, поставил рюмку и спросил: хозяин ли он или сиделец. — "Сиделец всемилостивейший государь", — ответствовал сей. — "А сколько получаешь ты жалованья?" — спросил монарх. — "Сто рублей". — "Из такого жалованья несходно покупать тебе такие водки, да они и совсем излишни, особливо ж для тебя, — сказал монарх. — Сверх сего не хочу я, — продолжал государь, — чтоб ту поставил на счет хозяину, что покупал гданскую водку для государя", — и так, не став пить оные, вышел»[135].

Право, повторяемость мотива создает впечатление, что одной из важнейших задач монарха, как их представлял себе Петр, было научить подданных употреблять напитки, соответствующие их сословному статусу. (Впрочем, сам Петр вкусы в питье имел скромные. По рассказу А.К. Нартова, «водку употреблял государь анисовую. Обыкновенное питье — квас, во время обеда пил вино "Эрмитаж", а иногда венгерское»[136].)

Но наряду с деталями, кочующими от одного персонажа к другому, в фольклорной истории Демидова есть детали и более оригинальные, может быть, отразившие вполне конкретную тульскую реальность.

Местоположение сценической площадки, на которой выпивали и целовались, в нашем случае может быть определено довольно точно. Тот же Афремов, рассказывая о строительстве Акинфием Демидовым нового каменного дома в Оружейной слободе, говорит, что тот был поставлен на старом «отцовском и дедовском месте». Место этого дома известно (остатки его сохранились). Соответственно, можно считать установленным и место двора его отца Никиты Демидова — то самое место, где стоял дом, который посетил Петр Великий.

Самое раннее упоминание о нем в документах относится ко времени строительства Тульского завода. В одной из закладных, данной в январе 1696 года, упомянут находившийся «в межах» к заложенному двору кузнеца Мансурова двор Никиты Демидова. О нем больше ничего не сказано, а вот для мансуровского даны пространственные привязки: он располагался «за Упою рекой в приходе церкви Николая чудотворца, идучи от Малого Кружальца в Гончарную слободу на левой стороне»[137]. Соответственно, и демидовский двор находился в заречной части Тулы и скорее всего в приходе Николо-Зарецкой церкви. Именно ее прихожанами на протяжении всех своих тульских поколений были Демидовы, именно в ней многие из них были похоронены. В границах ее прихода находился и двор с постройками, сегодня считающимися остатками дома Акинфия. Все сходится.