Александр Боханов - Павел I

Тридцать семь лет Платон оставался на Московской кафедре, к, как написал один из биографов, «являл собою истинный образец епархиального начальника». Он отечески заботился об улучшении быта духовенства, много трудов положил на материальное укрепление и интеллектуальное развитие Духовной академии и семинарии. Его творческий вклад в отечественное богословие, агиографию и гомилетику трудно переоценить.

Множество специальных трудов, проповедей и поучений издавались для широкого распространения. Составленное им «Житие Святого Сергия Радонежского» — один из признанных шедевров агиографической литературы. Несколько платоновских «катехизисов» почти полвека, до появления «Катехизиса» Митрополита Филарета (Дроздова) в середине 20-х годов XIX века, являлись единственными учебниками и курсами богословия на русском языке. Его же перу принадлежит первое сводное изложение церковной истории. Богословский же трактат Платона 1775 года «Православное учение веры» — постулирование и раскрытие основ, принципов и упований Православия, — стал мощным гласом благочестия в эпоху вольтерьянской галломании.

В 1764 году Платон был приглашен в законоучители к Цесаревичу Павлу и исполнял свои обязанности до первой женитьбы Цесаревича в 1773 году. Нет никакого сомнения в том, что благодаря Платону Павел Петрович из числа русских монархов XVIII века являлся самым богословски образованным. Сохранился отзыв Платона о своем подопечном, в данном случае чрезвычайно важный.

«Великий князь был горячего нрава, понятен, но развлекателен. Разные придворные обряды и увеселения немалым были препятствием учению. Граф Панин был занят министерскими делами, но и гулянью был склонен. Императрица самолично никогда в сие не входила. Однако, высокий воспитанник, по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли или разговор относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, ему ещё было со млеком покойною Императрицею Елисаветаю Петровною, которая его горячо любила и воспитывала приставленными от неё набожными женскими особами. Но при том Великий князь был особо склонен и к военной науке и часто переходил с одного предмета на другой».

Одно важное и непременное, что заложил Платон в душу будущего Императора: четкое и ясное понятие о нравственности, о том, что хорошо и что плохо. Этот кодекс был универсальным, так как базировался на вневременных постулатах Веры Христовой, на Завете Спасителя. Потому у Павла и сложилось резко негативное восприятие «матушки», всего уклада её Двора, всей дворцовой атмосферы екатерининского царствования, пронизанного затхлой атмосферой разнузданного разврата. Он знал, что это — грех, и уже после смерти Екатерины молился Всевышнему, чтобы Тот смилостивился и простил родительницу — великую грешницу.

Любовный список Екатерины велик; там значатся разные имена, но среди общепризнанных «ночных любезников» фигурирует двенадцать человек. Вот их полный состав с указанием лет альковной близости. С. В. Салтыков (1752–1754), граф Ст. А. Понятовский (1755–1758), граф Г. Г. Орлов (1760–1772), А. С. Васильчиков (1772–1774), князь Г. А. Потёмкин (1774–1776), П. В. Завадовский (1776–1777), С. Г. Зорич (1777–1778), ИЛ. Римский-Корсаков (1778–1779), АД. Ланской (1779–1784), АЛ. Ермолов (1785–1786), граф А. М. Дмитриев-Мамонов (1786–1789), князь А. П. Зубов (1789–1796). Некоторые из фаворитов делили альков с Екатериной многие годы; здесь на самом первом месте находился граф Г. Г. Орлов. Другие же, получив щедрые подношения, чины и награды, исчезали навсегда из дворцовых покоев всего через несколько месяцев, например С. Г. Зорич (1745–1799).

Екатерина, как правило, выбирала любовников из числа лиц, значительно её моложе. Исключение составляли только Николай Иванович Салтыков (1736–1816, моложе на семь лет) и граф Станислав Понятовский (1732–1798, моложе на три года). Почти все остальные принадлежали совсем к другим поколениям. Некоторые не только ей по возрасту в сыновья годились, но и во внуки. Граф Д. М. Дмитриев-Мамонов (1768–1803) был моложе на тридцать девять лет, граф П. А. Зубов (1767–1822) — на тридцать восемь. Лишь один их числа «фаворитов» превратился в крупную государственную фигуру — ГЛ. Потёмкин (1739–1791). Все остальные ничем примечательным на государственной ниве себя не запечатлели.

«Фике» — таково было прозвище будущей Императрицы в родительском доме, — тайно встречалась с любовниками лишь до той поры, пока не пришла к власти. Дальше начался откровенный, ничем не прикрытый кураж похоти. Теперь Екатерина уже никого не боялась и ничего не стеснялась. Фавориты не просто делили ложе, но и выступали на первых ролях во всех дворцовых церемониях, занимали виднейшие места на царских трапезах, «принимали к рассмотрению» дела и ходатайства различных лиц. Екатерина как будто специально дискредитировала все нормы морали, все древние традиции устроения обихода Царского Дома.

Возле каждого «фаворита» тут же образовывалась группа прихвостней и лизоблюдов, своего рода «ближний круг», с мнением которого вынуждены были считаться все прочие придворные и люди, занимавшие видные государственные должности. Сама Екатерина не стеснялась выражать Hä публике симпатии каждому своему очередному протеже, совершенно нё интересуясь мнением окружающих. Дело доходило до вопиющих случаев, которые все пиетисты Екатерины, как правило, обходят стороной.

Чего только стоила история с «последней любовью» Императрицы — графом Платоном Зубовым. Надменный, самодовольный и умственно ограниченный — он вёл себя по-царски. Оскорблял презрением всех, кто ему не нравился, за трапезами и на вечерах у Императрицы говорил глупости, не стесняясь никого. Никто не перечил, никто не перебивал враля и фанфарона, потому все знали — к нему благоволит Императрица.

Опьянённая похотью, старая Екатерина ничего не хотела слышать и знать, что противоречило её мнению. Она уже настолько вознеслась над миром, что можно вполне уверенно говорить о психическом расстройстве, именуемом «манией величия», которой в последние годы жизни Екатерина II явно страдала. Она хотела сделать из «дорогого Платоши» крупного государственного деятеля, такого, каким был умерший Григорий Потёмкин. Она поручала Зубову разные государственные дела, интересовалась его мнением на собраниях сановников, но все было напрасно. Не было ни «мнения», ни дел. Платона Зубова занимали куда более личные «важные проблемы»: как уложены локоны на его парике, какое впечатление произвели бриллиантовые пряжки на туфлях, как смотрятся его новые золотые пуговицы на камзоле.

Екатерина всей жалкой никчемности интересов её «шер ами» как будто и не замечала. Она осыпала его дарами и пожалованиями, которых другие не получали за десятки лет беспорочной службы. Уже после первого интимного вечера с Императрицей, 11 июня 1789 года, на третий день, ему было пожаловано 10 000 рублей и перстень с портретом Государыни. Это было только начало. В 1791 году двадцатипятилетний Зубов становится шефом Кавалергардского полка, затем полковником, адъютантом Её Величества и генерал-майором. Далее больше.