К. Осипов - Александр Васильевич Суворов

В ночь на 1 октября завидели ногайские становища, расположенные на другом берегу Кубани. Предстояло совершить незаметно для кочевников переправу 16 рот пехоты, 16 эскадронов драгун и 16 казачьих полков. Переправа эта, по характеристике Суворова, была «наитруднейшая, широтою более семидесяти пяти сажен, едва не вплавь, противный берег весьма крутой, высокий – только тверд, что шанцовым инструментом в быстроте движения мало способствовать можно было».

В полной темноте войска без шума перебрались на другой берег. Пехота разделась донага, люди переходили Кубань, держа над головами ружья и патронташи; одежду пехотинцев перевезла конница.

Пройдя двенадцать верст от реки, близ урочища Керменчик, настигли первые таборы ногайцев. После непродолжительной ожесточенной стычки началась рубка. В течение дня было убито много ногайцев и 1 000 их взята в плен. Остальные рассеялись по лесам. Русские потеряли 50 человек.

После этого побоища прочие ногайские племена стали присылать делегатов с изъявлением покорности. Многочисленные племена черкесов также умерили свои набеги. Крымский полуостров окончательно перешел к России, под «высокую руку» государыни. Нельзя сказать, чтобы рука эта была легка, но по сравнению с султанской и она казалась мягкой.

Что касается Суворова, то в апреле 1784 года ему было предложено сдать командование – ввиду торжественного признания Турцией перехода в русское владение Крыма и Кубанского края – и выехать в Москву. Последующие два года он провел в «бездействии», как он называл мирные занятия с порученной ему Владимирской дивизией.

VII. Суворов и его крепостные крестьяне

Вся жизнь Суворова носила бивуачный характер. Не говоря уже о военном времени, он и в мирное время нигде подолгу не засиживался, не обрастал хозяйством, не строил прочного домашнего очага.

Естественно, что в этих условиях он не мог уделять много внимания управлению своими поместьями. Да это и не лежало в его характере. Однако Суворов живо интересовался сельским хозяйством. И несмотря на то, что он посвящал ему мало времени, он проявил себя как просвещенный хозяин и гуманный помещик.

Без преувеличения можно сказать, что в обоих этих отношениях Суворов был передовым человеком, далеко опередившим воззрения громадного большинства своих современников.

После смерти отца Александр Васильевич получил поместья, в которых проживало 1 900 душ крепостных. В последующие годы он приобрел еще несколько поместий. В 1785 году Суворов владел вотчинами с 2626 крепостными.

В дальнейшем Суворову было еще пожаловано обширное Кобрино.

Разумеется, все это было ничтожно в сравнении с поместьями родовитой знати, но тем не менее это было уже немалое хозяйство.

Суворов не походил на тех помещиков, которые, передоверяя бразды правления управителям, интересовались только получением оброка, вовсе не касаясь внутренней жизни в поместьях. Напротив, он входил в малейшие подробности этой жизни. В связи с этим он требовал, чтобы ему систематически присылали информацию обо всем, что происходит в его вотчинах.

В 1785 году, посетив свои новгородские вотчины, он писал туда старостам, что, вопреки его приказу присылать ежемесячные доклады, уже в течение четырех месяцев он ничего не получает. «Вы же сами правду любите, а этому приказу господскому ослушны, – увещевал он старост и дальше переходил на суровый тон: – Вы вышли из строгой команды и впали теперь в слабую. Мне недолго опять и строгую еще команду завесть».

Зная, как злоупотребляют своей властью управители, Суворов не признавал натурального оброка, при взимании которого управитель имел широкую возможность обманывать и притеснять крестьян, а перевел весь оброк в денежную форму. Оброк был необременителен: крестьяне платили 3–4 рубля в год (с души) и пользовались за это всеми угодьями, реками и покосами.[40]

Из числа поместий Суворова наиболее часто упоминается в литературе село Кончанское, потому что здесь полководец провел два года в ссылке и здесь же, как полагали, протекло его детство.

Выше было уже указано, что это последнее предположение неверно. В письме своему управителю Матвеичу от 30 июля 1784 года Суворов замечает: «В Новгородских моих деревнях я никогда не бывал».

В Кончанское Суворов прибыл впервые в декабре 1784 года. Посланное отсюда им письмо родственнику его, Ивану Петровичу Суворову, ясно отражает впечатления человека, для которого все здесь внове. «Иван! Я сюда приехал под сочельник… Здесь очень много… дичины и особливо летом должно быть несказанно веселее всех моих деревень. Только по милости правительства (то есть управителей. – К. О.) дом обветшал… а сад опустошен».

В этот раз Суворов прожил в Кончанском полтора месяца. За это время он объехал все свои новгородские деревеньки (числом 18), наводя трепет на старост, В деревне Медведковом он повидал умного, исполнительного крестьянина Мирона Антонова, хорошо ведшего дело по размежеванию. Этого крестьянина Суворов сделал одним из своих помощников по управлению новгородскими поместьями.

Встречался он и с соседями: с А. М. Балком, чье село Волоки лежало в 25 верстах от Кончанского, с помещиками Лупандиным, Румянцевым и другими.

Весной 1786 года Суворов вторично приехал в Кончанское, В этот приезд он, между прочим, сократил штат дворни при господском доме: оставив только двух человек для работы в домовой канцелярии и присмотра за домом, он остальных 12 человек перевел на пашни.

Взгляды А. В. Суворова на сельское – и в частности на крестьянское – хозяйство отразились в составленной им записке: «Причины упадка крестьянского хозяйства».

В этом интересном документе говорится:

«Лень рождается от изобилия… В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от чего земля вырождается и из года в год приносит плоды хуже. От этой привычки нерадение об умножении скота, а по недостатку оного мало навоза, так что и прочие земли хуже унавоживаются и от того главный неурожай хлеба.

…Я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатого скота и за нерадение о том жестоко, в начале старосту, а потом всех наказывать буду.

…У крестьянина Михаила Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михаила Иванова дожить до одной коровы… Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Сие делаю не в потворство и объявляю, чтобы впредь на то же еще никому не надеяться.

…Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей».