Тиран в шелковых перчатках - Мариус Габриэль
— Все ясно, — коротко провозгласила она. — Ваша сестра жива, здорова и вскоре к вам вернется.
— Вы уверены?
— Взгляните! — Мадам Делайе подвинула к нему несколько карт. — Все ясно как день, месье Диор. Вот она. Карты никогда не лгут.
Диор, которого захлестнули чувства, прижал ладонь ко рту. Глаза его заблестели от слез.
— Спасибо вам, мой дорогой друг, — проговорил он, когда ему удалось справиться с собой. — Тысячу раз спасибо!
Купер тронули эмоции Диора, но к гадалке она все же сохранила некоторое недоверие. Та поддерживала в нем надежду, но не могла гарантировать, что предсказания сбудутся. Купер знала, что из всех братьев и сестер Диор больше всего любил Катрин. Их мать умерла, один брат находился в психиатрической лечебнице, другой отличался эксцентричным характером, и его одолевали навязчивые мысли о самоубийстве, — семья Диоров угасала. Понятно, почему он так цеплялся за любые добрые знаки, вроде предсказаний мадам Делайе. Какое множество фантазий и странных идей бродило в его, казалось бы, здравомыслящей нормандской голове!
После завершения сеанса в прихожей произошла небольшая сцена: мадам Делайе вежливо уверяла, что не может принять плату, а Диор пылко настаивал на том, что она должна ее принять. Все это походило на давно сложившийся между ними ритуал, завершившийся тем, что мадам Делайе, скромно потупившись и кокетливо улыбнувшись, положила деньги в карман.
Они продолжили свое путешествие на восток, прочь из Парижа, в направлении городка Мо. Диор пребывал в прекрасном настроении.
— Я не помню ни единого раза, когда она ошиблась, — весело щебетал он, — хотя бы в мельчайшей детали. Если она говорит, что Катрин вернется ко мне, я ей верю и не стану прислушиваться к циникам, твердящим мне, что я дурак.
В этот момент сзади раздался особенно громкий выхлоп. Купер подскочила от неожиданности, а Диор захихикал:
— Весело, правда?
— Было бы еще веселее, если бы я не была за рулем.
Дороги, изрытые гусеницами проехавших по ним танков, были почти пустынны. Тонкие шины «симки» с трудом преодолевали разбитое покрытие. Старую машину беспрерывно мотало из стороны в сторону. Кое-где вдоль дороги все еще встречались дорожные указатели на немецком, написанные уродливым черным шрифтом. Диор открыл окно и глубоко вдохнул со словами:
— Вы только понюхайте этот деревенский воздух!
Холодный поток, густо пропитанный запахом коровьего навоза, влился в салон. Купер искоса взглянула на Диора. Кончик носа у того был выпачкан сажей. Она не смогла сдержать улыбку. Его веселье было зарази-тельно.
— Так приятно видеть вас счастливым.
— Я хочу быть счастливым. И делать счастливыми других. Это одно из самых заветных моих желаний — быть продавцом счастья. Это ведь неплохо, правда?
— Это даже очень хорошо. Именно поэтому вы выбрали моду — чтобы делать людей счастливыми?
— Я думаю, это мода меня выбрала, а не я ее. — Он положил ногу на ногу и заметно расслабился. — Из своего укромного уголка я вижу, что приносит людям удовольствие, и учусь его доставлять. Новые идеи чрезвычайно важны. Искусство радовать людей означает предугадывать их желания еще до того, как те возникнут. Лелон делает одни и те же вещи десятилетиями: тут изменит линию кроя, там — оттенок. Каждая новая коллекция по большей части повторяет предыдущую. Когда показываешь ему что-то новое, он отправляет перерисовывать эскиз снова и снова, пока тот не станет напоминать в точности ту модель одежды, которую он продал уже не одну тысячу раз. Пьер Бальмен бесится именно из-за этого. Искусство моды заключается в том, чтобы каждый раз создавать абсолютно новую коллекцию, даже если для этого придется вывернуть мозг наизнанку.
— Тогда почему вы не хотите уйти с Пьером? Основать совместно с ним новый дом моды?
— Я предпочитаю задние комнаты, — бросил Диор. — У меня нет амбиций Пьера. Я видел, как обанкротился мой отец, да и сам в свое время потерял всё. Пройти через это еще раз? Нет, спасибо. Я выбираю свои карандаши и покой.
Они въехали в маленькую деревушку с каменными домами, затерянную в сельской глуши. За улицей с беспорядочно разбросанными домиками показалось длинное фабричное здание девятнадцатого века, теперь заброшенное, зияющее рядами окон с выломанными рамами и выбитыми стеклами.
— Похоже, это здесь, — сказал Диор.
Все подходы к мрачному старому зданию густо заросли крапивой. Подобраться к нему было практически невозможно.
— Похоже на замок из волшебной сказки, — заметила Купер.
— И нам нужно найти дракона. — Он проложил тропу к входу, сшибая зонтиком крапиву, и уверенно постучал в дверь. Не сразу, но она приоткрылась, и в щели показалось лицо молодой женщины.
— Кто вы?
— Покупатели, — бодро отозвался Диор. — Можно войти?
— Фабрика закрыта. Мой отец болен и лежит в постели. Что вы хотите?
— Чесучу, — коротко ответил Диор.
— У нас ничего нет, — пробурчала она и начала закрывать дверь.
С поразительной настойчивостью Диор уперся в дверь рукой и снова приоткрыл ее.
— Погодите. Дайте мне хотя бы взглянуть, — просительно сказал он, просовывая в щель свой длинный нос и заглядывая в помещение. — Пожалуйста, мадемуазель! Не бойтесь нас — мы друзья.
Нехотя девушка отворила дверь и впустила их внутрь. Ей было чуть больше двадцати. Купер поняла, почему она была так осторожна: косынка не могла утаить тот факт, что ее голову недавно обрили, а синяк под глазом и рана на губе наверняка появились в то же время.
— Это сделали бойцы Сопротивления? — спросила Купер.
Девушка мрачно кивнула:
А еще они избили моего отца.
— Как вас зовут?
— Клодет.
— Мне в самом деле жаль, мадемуазель Клодет, — сказал Диор. — Мы не хотели ранить ваши чувства. Так что там с шелком? Правда ли, что у вас есть немного?
— Немцы конфисковали весь, — еще угрюмей отозвалась она.
— Я хорошо заплачу, — пообещал Диор. — Наличными. И никому не скажу ни слова. У вас не будет из-за нас неприятностей. — Где-то в глубине здания заплакал ребенок. Диор наклонил голову набок. — Мальчик или девочка?
— Мальчик.
— Как его зовут?
— Ганс.
— Уверен, что со временем вы все чаще станете звать его Жаном. И конечно же, ребенку нужно так много всего. Он соблазнительно похрустел банкнотами в кармане пиджака.
Клодет немного поколебалась, переводя взгляд то на Купер, то на Диора. Мягкое выражение лица Кристиана, казалось, внушило ей доверие. Она повела их пыльными коридорами на склад. Полки стеллажей были почти пусты, за исключением трех рулонов ткани, завернутых в коричневую оберточную бумагу.
— Это все, что осталось. Больше ничего нет.
Диор жадно развернул рулоны. В них было по несколько метров китайского шелка — темно-зеленого, нежно-лилового и бледно-розового. В этой мрачной обстановке, после стольких лет,
