Исповедь жены военного строителя - Гаянэ Павловна Абаджан
Мой отец, что называется был упоротым коммунистом. Детей он своих не крестил, домой приносил строго зарплату, хоть был прорабом, и однажды стал парторгом треста, но не надолго, потому что приняв это за правду, начал требовать честности и справедливости от руководства. А там какому-то "блатному" дали без очереди квартиру, и мой отец очень шумел, при этом даже и тот чья была очередь "проглотил" и не шумел. Поэтому вместо того чтобы зажить чуть получше, отец пошел искать работу в другой строительной организации.
На него не действовали ни какие наши семейные истории. А ведь его собственную маму ещё в тридцатые годы "раскулачивали" за то что она шила чувяки. У них была одна комнатка, где и бочка с кожей стояла, и швейная машинка была. К ней пришли домой и забрали всё, включая шифонер, кроме кровати. Кровать бабушке как матери двоих маленьких детей оставили.
Но папа на такое говорил что "Случались перегибы". И вот на его уже не юный мозг навалили Перестройку. Он просто сидел и слушал приёмник целыми днями: то наши новости, то уже четкие не заглушаемые иностранные голоса. И вдруг папа изрёк: "Меня обманывали". Мама сказала: "Я тебе об этом всю жизнь говорила".
Последним ударом для моего папы стала в июне 1988 года XIX партконференция, известная по фразе Лигачёва, ставшей афоризмом: «Борис, ты не прав». Реально фраза звучала: "Ты, Борис, не прав. Мы расходимся с тобой уже не только в тактике. Борис, ты обладаешь огромной энергией, но эта энергия не созидательная, а разрушительная! Ты свою область посадил на талоны…." И что же он сказал смешного?
Но с учетом того, что Горбачев с Лигачевым уже несколько лет гребли нашу лодку явно под водопад, то простым людям верилось, что вот Ельцин – он же с ними в контрах, значит он поведёт нас правильным путём. Но дурных дорог много. После всех дел, мой папа перестал платить партвзносы, к нам домой пришли какие-то деды и стали требовать чтоб он им в таком случае отдал свой партбилет. Он их послал со словами: "Не вы его мне выдавали". Он очень переживал, и мама за него очень беспокоилась.
Погостили мы и уехали в свой лес чтобы переехать в другой, не менее дремучий.
== 1988. Поселок Каменка за Икшой ==
Вторую половину 1988 года мы провели в городке с мутным адресом "Долгопрудный-хз сколько", индекс на конверте "п/о Горки". Ехать надо было на этот раз с Савеловского вокзала электричкой в сторону Дмитрова до станции Икши, а потом еще на трясущемся холодном шарабане часик в лес. Ну или по бетонке на грузовичке минут сорок до Москвы, если у вас он есть, конечно.
Деревенька Каменка, которая находилась поблизости, уже штучно застраивалась особнячками. Их было два – три, но я думаю что теперь там все как полагается, потому что военно-бетонная дорога, которой нет на карте, всё же физически присутствует
Наш населенный пункт представлял из себя выстроенные параллельно друг другу штук пять пятиэтажек прямо в лесу. А рядом была проходная в гарнизонный городок, где жили на этот раз только подводники.
В Каменке, будем её так называть по наименованию самого близлежащего села, нас сначала заселили в невероятно маленькую комнатушку в общаге, но через месяц кто-то куда-то уехал и нам дали квартиру. Ну не то чтоб на совсем дали, но комбат выдал ключи и книжку – квитанций на оплату. Я зашла в эту квартиру и меня тараканы чуть не вынесли обратно. Так я впервые встретилась с неистребимыми обитателями Подмосковных поселений. В нашем голубом бараке их не было, видимо не переносили крыс.
Я по совету сотрудниц поступила радикально: купила несколько (много) пузырьков дихлофоса и буквально залила всю квартиру. Потом, когда на следующий день мы пришли туда с Серёгой и он открыл дверь, а я стояла сзади, то он как бы отшатнулся на меня. Я бы даже сказала что он приготовился бежать, как от зубного врача. Я спросила что же произошло?
– Там тараканы, там всё в них.
– А! Это они повылазили и передохли, – успокоила я его.
Тут он заглянул в дверь ещё раз, окрылился и радостно ухватив веник и совок принялся их сметать.
Мы въехали. Это была очень любопытная планировка. Над нами была четырехкомнатная квартира и вот кухня у нас была здоровенная. Там можно было спокойненько установить диван и это бы совершенно не создало тесноты.
Коридор был тоже большим. А комната была очень маленькая. Ну и раздельный санузел.
Нашим соседом был Рустам – молодой лейтенант – крымский татарина из семьи сосланных Сталиным в Душанбе. Его мама работала главврачом в каком-то военном госпитале на южных окраинах родины, таком госпитале, в котором лежали раненые в Афганистане. Об этом мне рассказала его жена, которая в том госпитале раньше работала медсестрой, а сейчас сидела дома с малышом. Рустам сказал, что ему жену предоставила мать, сказала: "Вот хорошая девушка, на ней женись".
****
Я даже пробовала почву прописаться в этой квартире. Но в Подмосковье везде военных не прописывали, требовали документы, которых не было в природе. Ловушка была простая: мой муж получил распределение в Московский военный округ. А уже там его прикомандировали к соответствующей войсковой части, в каком-то из населенных пунктов. Для прописки требовали же справку что его из училища направили именно в этот город, а не в целом в Московский военный округ, такого документа нет в природе.
Заполучив наконец – то квартирку и печку, я принялась осваивать дальше свою кулинарную книгу. Надо сказать, что я была в те времена достаточно худой и никакой засады за собой не ощущала. Готовила для своего развлечения и удовольствия. Могла, например, заварить крем для Наполеона как отдельный десерт.
В это время я подсела на рецепты из журнала «Работница». Теперь в интернете о них вспоминают и говорят как о классических. Например, о рецепте торта «Птичье молоко» из двадцати яиц или о плове.
Когда я выходила замуж, то умела отварить сосиски, сделать яичницу и в общем все. Поэтому совершенствоваться мне было куда. Я собрала у своих новых сотрудниц их любимые рецепты, например тортик «Зебра». Тогда же появились новые
