Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
— В начале века я женился на русской женщине. От неё у меня трое детей, два сына и дочь. С одним сыном и дочерью я переписываюсь и помогаю им. Но с женой мы расстались ещё до войны.
— А в твоём паспорте что?
— Там ещё записано, что женат. Но меня это не беспокоило. И никому это не было интересно. Я всегда был занят другими важными делами, и у меня не хватало времени оформить развод. Но с тех пор у меня никогда не было такой женщины, как ты.
Она взглянула на него, взяла его за руку и потянула за собой. Ключ заскрежетал в замке двери, и они вошли в небольшую гостиную. Теперь рассудок уже не мог её остановить. Едва сдерживая охватившую её страсть, Пиня покрыла его лицо и грудь поцелуями. Пронзительное желание овладеть этой пленительной женщиной вдруг овладело им. Он легко подхватил её и понёс в комнату, где находилась аккуратно заправленная постель.
Утром она проснулась раньше его и долго смотрела на спящего рядом с ней большого сильного человека. Теперь она уже могла рассмотреть рубцы на его спине, которые ночью ощущала своими ладонями. Нужно спросить его о них. Сейчас она почувствовала, что влюбилась. А он? Может быть, для Пинхаса это просто ещё одно романтическое приключение? Пиня поднялась с постели, стараясь его не разбудить. На работу ей к восьми часам утра. Она опаздывала. Быстро одевшись и выпив чаю с бутербродом и вареньем, она вышла из дома.
Он проснулся, и тишина в квартире подсказала ему, что Пини нет. Он полежал ещё несколько минут, вспоминая восхитительную ночь любви. «Нужно поговорить с юристом о разводе. Для неё это важно», — подумал Пинхас. Он оделся и, увидел ключ, положенный Пиней на столе.
Весь день он много работал. Он провёл совещание с руководством компании, давал задания топографам, отправлявшимся в Нахараим, и ещё раз проверил расчёты плотин. Авраам после заседания, почувствовав перемену в брате, задержался на минуту.
— Что с тобой случилось, Пинхас? — спросил он.
— Произошло нечто важное для меня. Поговорим об этом как-нибудь, ладно?
Авраам, не получив ответа, подумал, что, наверно, Пинхас познакомился с женщиной.
На следующий день Рутенберг снова встретился с ней. И Пиня опять ощущала шрамы на его спине.
— Милый, откуда у тебя рубцы на спине?
— Это давняя история. Я родился в религиозной еврейской семье. Мать моя была дочерью кременчугского раввина, отец — старостой городской синагоги и глубоко верующим человеком. Я получил в хедере еврейское образование, но меня всегда мучили вопросы, на которые наш меламед ответить не мог. В Петербурге я вступил в партию эсеров. Тогда в моих представлениях о мире еврейский народ, как и русский, и все другие, перестал иметь значение. Я мечтал о едином человеческом обществе. Женился на русской женщине и забыл о своих корнях.
— И за это тебя так изувечили? — не унималась Пиня.
— Уже в Италии, в эмиграции я осознал, что предал своих родителей и соплеменников. Я обратился к раввину. Спросил его, как снять этот позор. Он направил меня во Флоренцию. Там на пороге большой синагоги в присутствии людей я получил тридцать девять ударов бичом.
— Почему тридцать девять? — спросила она.
— Так написано в Галахе. Этим наказанием я снял с себя грех отказа от иудаизма и нашей веры.
— Бедненький, я представляю, как тебе было больно.
Она прижалась к нему. Жалость воспламенила в её сердце любовь и нежность к этому красивому и сильному мужчине.
— Но, если ты так покончил с прошлым, может быть, брак твой уже не считается действительным?
Пинхас с удивлением взглянул на неё.
— Мне это никогда не приходило в голову. Ты знаешь, я поговорю с равом Куком.
— Ты и с ним знаком?
— Жизнь бросала меня по всему миру и сталкивала со многими знаменитыми людьми.
Пиня поднялась на локтях, посмотрела на Пинхаса и, охваченная желанием любви, коснулась его груди. Он почувствовал её порыв, и страсть вновь овладела им.
Договор о земле
Закончился ноябрь, прошёл декабрь, наступил январь, заливший Тель-Авив обильными дождями. Рутенберг несколько раз звонил секретарю правительства в Иерусалим, но Абдалла молчал. Он уже начал испытывать сомнения в его способности противостоять давлению вождей десятков кланов, настроенных против его предприятия. До недавнего времени ему приходилось отбиваться от нападок палестинских арабов. А сейчас борьба с его компанией перекинулась за Иордан и нацелилась на небольшой, но столь важный для него участок земли. Он решил пока не беспокоить совет директоров, но всё же послал телеграмму лорду Редингу. Возможно, лорд сообщил о телеграмме Альфреду Монду. Обязанный своим положением правителям Британской империи, подарившим ему большую территорию за Иорданом, Абдалла, так полагал Рутенберг, не мог длительное время противиться их воле. Наконец, в начале февраля 1927 года в его тель-авивском кабинете раздался телефонный звонок. Секретарь Верховного комиссара Плумера сообщил о прибытии делегации из эмирата.
Через несколько дней на улице Ахашмаль в Яффо остановился Ролс-Ройс. Из автомобиля вышли двое арабов. Рутенберг с ними не был знаком, но сразу понял, что это члены правительства Трансиордании. Да и внешний вид подтверждал их принадлежность к арабской элите. Почти касаюшиеся стоп длинные, облегающие тело, бежевые рубашки, на головах платки в красную клетку, концы которых искусно закинуты наверх. Платки охватывались специальными верёвочками, а из-под них виднелись обязательные для мусульман белые вязаные шапочки. Сопровождал арабов глава сионистской комиссии Фредерик Киш, которого Рутенберг знал ещё с Парижской мирной конференции. Он приветствовал прибывших и проводил
