Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль
— Бени, мне нужно в Яффо, — сказал Рутенберг. — Машина в порядке?
Добродушная улыбка накрыла физиономию водителя.
— Работает, как часы.
— Тогда поехали.
— С удовольствием, господин управляющий. — Куда?
— В больницу.
Мотор Ролс-Ройса легко набрал обороты, и они выехали со двора.
Прохладный вечер уже опустился на город, и тихие улицы осветились стеклянными бубенцами фонарей. Рутенберг увидел её на крыльце. Вязаная серая кофта и длинное синее платье, прикрывающее стройные ноги. В руке её чёрный складной зонтик: их на случай дождя носило большинство жителей города. Он вышел из автомобиля и направился к ней.
— Пинхас, я рада тебя видеть. Но приезжать тебе не стоило. Я всегда добираюсь домой на автобусе.
— Я вернулся из очень важной для компании поездки. И мне захотелось встретиться с тобой.
— Ладно, ничего не поделаешь. Отвези меня домой.
Она подошла к машине. Он открыл дверь, и она опустилась на заднее сиденье. Пинхас сел рядом с ней. Она назвала свой адрес. Бени молча кивнул и Ролс-Ройс помчался по полупустым улицам Яффо.
Возле её дома Пиня и Пинхас вышли. Он отпустил водителя. Тусклый фонарь освещал её лицо. Только сейчас он осознал, как она ему нужна. Ему захотелось обнять её за плечи и поцеловать. Он с некоторым усилием справился с собой, полагая, что этой красивой интеллигентной женщине его чрезмерная настойчивость не понравится.
— Спасибо, Пинхас. Было очень мило. Да и машина у тебя замечательная.
— Мне, одинокому волку, это не стоило большого труда. Но у тебя был тяжёлый день.
— Да, Пинхас. Честно говоря, мне хотелось бы тебя пригласить и напоить чаем. Но я просто падаю от усталости. А в субботу я не работаю.
— Так может быть, мы встретимся? В Неве-Цедек есть хорошее кафе.
— Я знаю его.
— Приходи туда в час дня.
Она согласно кивнула. Он взял её тёплую руку и коснулся губами. Она не одёрнула её, а улыбнулась и неожиданно поцеловала его в щеку. Потом повернулась, зашла в палисадник и скрылась в проходе.
Он с радостным воодушевлением работал эти два остававшиеся до субботы дня. В пятницу Пинхас долго не мог заснуть. Сильный, мужественный человек, перед которым открывались министерские кабинеты Лондона и Парижа, с которым дружили знаменитые и влиятельные люди Европы и Америки, волновался перед этой встречей, как безусый юноша перед первым свиданием. Он пришёл в кафе на десять минут раньше назначенного времени и попросил официанта, худощавого молодого мужчину, принести ему два меню. Он выбрал овощной салат и стейк, положил брошюру в сторону и стал её ждать.
Она появилась на пороге кафе и, увидев его, махнула рукой.
— Здесь уютно и мало народу, — сказала Пиня, словно продолжая начатый три дня назад разговор.
— В стране тяжёлый экономический кризис и безработица, — вздохнул Рутенберг. — У людей нет ни денег, ни настроения.
— Я знаю, Пинхас.
— Что ты будешь есть? — спросил он и протянул ей брошюру.
Она пробежалась взглядом по строчкам меню и выбрала салат и карп с картофелем.
Рутенберг подозвал официанта. Тот сделал записи в блокнот.
— Ещё бутылку Cabernet sauvignon, пожалуйста. И два бокала, разумеется.
Официант понимающе кивнул. Вскоре на столе появились бутылка вина, графин воды с ломтиками лимона и тарелочка с хлебом и сливочным маслом. Постепенно Пинхас взял себя в руки и стал рассказывать о поездке в эмират.
— В одной деревне нас остановили бандиты с ружьями. Они собирались нас убить. Выручил Муса. Оказалось, он с ними из одной хамулы.
— Как арабы не понимают, что мы им не враги, — взволнованно произнесла Пиня. — До появления евреев в Палестине здесь были пустыни и болота.
— С большинством можно договориться, — ответил Рутенберг. — Но среди шейхов и мулл есть люди, которые нас ненавидят. Они-то и организуют погромы.
— А Абдалла? Какой он?
— Он умный правитель. Ему дана такая большая страна. Он заинтересован в её развитии. Но ему приходится ладить с враждебными вождями племён. Угощал меня сладостями и финиками, согласился продать мне большой участок земли. Вот жду от него людей подписать договор.
Молодой официант поставил на стол блюда, и они с аппетитом принялись за еду. Вино и присутствие Рутенберга пьянило её. Она вспоминала о жизни в Польше. Он с интересом слушал и рассказывал о своих встречах в Америке и Европе. Он расплатился за обед, и они вышли на залитую солнечным светом улочку. Потом медленно шли по Тель-Авиву, продолжая свою бесконечную беседу. Возле её дома они остановились. Она поблагодарила, смотря на него своими прекрасными глазами. Он перехватил её взгляд и, прижав к себе, ощутил её упругую грудь. Теперь уже он не думал о приличиях. Он обнял её и стал искать губами её уста. Она вначале противилась, но потом, опьянённая лаской и вином, отдалась его поцелую.
— Ты слишком торопишься, Пинхас, — произнесла она, стараясь успокоить своё дыхание.
— У меня такое впечатление, что я знаю тебя всю жизнь, — объяснился он.
— Но Фаина сказала мне, что ты женат. Значит, ты не можешь на мне жениться. А мне уже тридцать шестой год.
Его вдруг пронзила жалость к этой необыкновенной женщине. А жалость зачастую сопутствует любви. Пинхас понял, что ему нужно быть откровенным, что сейчас от того, что он скажет, зависит его судьба.
