Георгий Пшеняник - Долетим до Одера

На хорошую дорогу выехать, конечно, не мог - там полно гитлеровцев. Выход оставался один - выбирать самые глухие проселочные дороги, лучше лесные, и буксировать самолет по ним, хотя скорость движения там очень маленькая..."

Недаром, видно, за Алексеем Михайловичем Ивакиным утвердилась у нас в полку слава умелого и сноровистого мастера. Вовремя сообразил он и тогда, что автомобиль и краснозвездный самолет на дороге - идеальная мишень для немецких истребителей, и тщательно замаскировал обе машины, укрыв их сверху зелеными ветками. Долгим и трудным был путь воентехника, ведь полк, куда стремился Ивакин, не стоял на месте...

Пошли дожди. Машина буксовала на размокшей почве, застревала в рытвинах. Алексей Михайлович решил свернуть в ближайшее село, рассказал встретившимся там людям про свою беду, Один дед посоветовал:

- Бери, добрый человек, волов. Эта тяга никогда не подведет, не забуксует. И польза будет: врагу меньше нашего добра останется.

Так и поехал дальше Ивакин на "автоволовьем" транспорте. А когда погода улучшилась и грунтовые дороги просохли, его уже подстерегала другая беда кончалось горючее. Техник заходил на попадавшиеся по пути опустевшие базы, сливал из цистерн остатки бензина, собирал его из баков встреченных поврежденных машин. Подчас становилось невмоготу от голода. Но Ивакин терпел. От сел держался подальше, старался лишний раз не рисковать, опасаясь попасть к фашистам.

На счастье, он встретил выходившую из окружения часть и пристроился к ней со своей машиной. Через некоторое время они сумели вырваться с оккупированной территории. Оставалась "самая малость" - найти свой полк.

Трудный рейс длиной около 200 километров - в основном в тылу у противника, по разбитым дорогам, а зачастую и бездорожью - проделал военный техник Алексей Ивакин. В обычных условиях на эти две сотни Километров ушли бы сутки-двое. А Ивакин был в пути две недели и все-таки разыскал нас в военной круговерти. Осунувшийся, заросший бородой, в изорванной одежде, он появился в полку, когда мы уже перестали его ждать. Ивакин весь светился радостью встречи, вводя в расположение части спасенный им самолет. Он отчитался перед командованием, поставил свою "двойку" в просторную украинскую клуню, временно служившую ангаром, и, почти не передохнув, взялся за работу. Через четыре дня машина была отремонтирована.

Судьба этого истребителя и в дальнейшем сложилась на редкость счастливо. Он, как видавший виды солдат, исправно нес боевую службу, особенно в период сражений на Северном Кавказе летом и осенью 1942 года. К тому времени "двойку" закрепили за молодым летчиком старшим сержантом Василием Собиным, будущим Героем Советского Союза. Жизнерадостный воронежский паренек в боях за Кавказ получил боевое крещение. 189 раз поднимал он в небо испытанную на земле и в воздухе машину, сбил на ней трех гитлеровских асов.

В ноябре 1942 года, когда полк был направлен перевооружаться на новый тип истребителей - ЛаГГ-3, Собину и Ивакину пришлось распрощаться с любимой "двойкой". Ее передали в запасный авиационный полк, где она еще немало потрудилась, помогая готовить для фронта умелых воздушных бойцов.

А капитан-инженер Ивакин после войны, уйдя в свой срок в запас, тоже посвятил себя делу обучения молодежи. Он работал в спортклубе ДОСААФ Кировограда, где поселился с семьей. Много лет Алексей Михайлович был здесь инструктором-наставником, трудился, не считаясь ни со временем, ни со здоровьем. И закончил свой жизненный путь заслуженный ветеран, можно сказать, на боевом посту. Вот что написала мне о последних днях Ивакина его супруга Клавдия Андреевна в январе 1978 года. В печальном и бесхитростном ее рассказе - гордость за человека, до конца оставшегося верным своим высоким жизненным идеалам:

"Все в ДОСААФ знали, что Алексей Михайлович - мастер на все руки, что он все знает и все умеет. Так и говорили о нем - "золотые руки". И вот в начале октября 1977 года состоялись в селе Екатериновка автомотогонки. Он туда, конечно, поехал - помогал, наблюдал, болел за своих. Два дня шли соревнования, и два дня лил проливной холодный дождь. Алексей Михайлович промок, продрог, схватил воспаление легких. А от плеврита, знаете, старики в 65 лет не выживают... Ох, как же плакали его ученики-курсанты, ведь он был их настоящим наставником..."

...Стоял конец июля сорок первого. Как раз в тот день, когда Ивакин отправился спасать злополучную "двойку", шли последние часы нашего пребывания в Щельпаховке - мы получили предписание перебазироваться на другой аэродром. Беспрерывно трещали пулеметы, рвались снаряды - где-то совсем рядом шел бой. В эту какофонию врывались тревожные гудки паровоза с ближайшей станции, шипение отработанного пара, надсадный скрежет буксующих колес. Видно, слишком тяжело был нагружен состав, увозивший на восток самое ценное, что можно спасти от наступавшего врага.

В полночь на командный пункт полка часовые привели колхозника из соседнего села. Он рассказал, что в 3 - 5 километрах к северо-западу от нашего аэродрома по шоссе идут немцы. Значит, мы уже оказались в полукольце. Оставался лишь один путь - по проселкам на юго-восток. Первая мысль - о боевых машинах. Необходимо было дотянуть до утра и на рассвете поднять их в воздух.

Ночь выдалась на редкость темной. В напряженном ожидании тянулись томительные часы. Серый предрассветный туман как бы стал сигналом к взлету. Сначала наши истребители провели экстренную разведку и штурмовку войск противника, а потом поднялись в воздух для перелета.

На новое место перебазировались четко, слаженно. И вскоре снова продолжали наносить штурмовые удары по врагу в районе Звенигородки.

А фронт все откатывался на восток, мы отходили вместе с ним. И через два дня снова готовились перелетать. Оставался неотремонтированным на полевом аэродроме один крепко побитый в бою И-16: в фюзеляже - большое отверстие от зенитного снаряда, правая сторона стабилизатора разбита. Вывозить самолет было не на чем, сжигать- жалко. Тогда техник машины Г. А. Пустовит взялся отремонтировать ее до наступления утра и попросил в помощь летчика. Мы шли на известный риск - противник рядом, в 8 - 10 километрах, но и самолет терять нельзя - их в полку оставалось все меньше.

Всю ночь кипела работа. Действия Пустовита, его моториста и летчика, помогавшего им, напоминали работу бригады хирургов во время сложной операции. У Пустовита была лишь одна переносная лампочка. Поэтому еще засветло он разложил на подстилке весь необходимый инструмент - гаечные ключи, напильники, отвертки, плоскогубцы, молоток. Дыру в фюзеляже успели заделать до наступления сумерек. Осталось самое сложное - ремонт стабилизатора: узлы его крепления находятся в фюзеляже, и подобраться к ним очень непросто. Снимать бронеспинку кабины летчика долго, хлопотливо, на это может уйти много времени. Значит, нужно протиснуться через небольшое отверстие между бронеспинкой и бортом фюзеляжа. Пустовит решил попробовать: вынул из карманов все, что могло помешать движению, и медленно полез вперед, на каждом сантиметре коварного пути выдыхая воздух. С огромным трудом проник он в хвостовую часть фюзеляжа. Глухо раздавался оттуда его голос лаконичными приказами: "Ключ! Отвертку! Молоток!"