Виктор Петелин - Жизнь Шаляпина. Триумф

Нестеров вот уже больше трех лет писал и переписывал «Святую Русь», в прошлом году выставил ее для обозрения друзьям и знакомым. Казалось, что картина готова, но художник вновь и вновь переделывал ее, убирал одних персонажей и заменял их другими, более подходящими для воплощения своего замысла.

«Быть может, отказаться от мальчика? Форма глаз его вроде бы удалась, но вот выражение глаз… Никак не передам неповторимость этого взгляда, кажется, вижу, а берешься за кисть – и сразу ускользает взгляд, кисть становится непослушной. Ох, как мучительно сознание бессилия своего передать увиденное, запечатленное в памяти…»

И в натуре было что-то неуловимое, то ли игра света и окружающая их природа, совсем иная, чем здесь, но в этюде удалось запечатлеть этот взгляд, а тут… Как передать этот взгляд, в котором боль, страдание, мольба, надежда, удивление и стоическое терпение. А у художника – только натянутый холст, кисти да растертые краски, которые нужно накладывать одна на другую до тех пор, пока лицо не станет живым… Вот и весь арсенал изобразительных средств, которыми располагает художник. А может, форма глаз зависит от формы носа, губ, подбородка? Все это элементарные законы пропорций на полотне, но как же трудно в каждом отдельном случае все эти элементы воплотить…

Нет, положительно это сегодняшнее июньское утро прошло даром. Придется опять браться за образа для церкви в Гагре. Сколько уж раз Нестеров давал себе зарок не соглашаться на росписи в церквах и вообще в храмах, а ничего пока не получается, все время нужны деньги…

Окна были широко распахнуты. Воздух был чист и прозрачен. За окном – тишина и покой. А в душе – одно недовольство собой. И никуда не денешься: связан обязательствами, да и работа здесь, как обычно, захватила его; подготовил эскизы, лишь начинай работу. Но сколько возникло непредвиденных обстоятельств, которые просто стеной встали, не пуская его к стенам храма. Прежде всего, Нестеров сразу почувствовал, что со смертью наследника работы в Абастумане пошли кое-как. Архитектор двора его величества Василий Федорович Свиньин заметно охладел к храму, талантливому созданию архитектора Симансона, и постарался внушить Нестерову, что храм недолговечен и не стоит трудов украшать его настенной живописью. Не лучше ли поставить новый храм в Гатчине, в центре придворной жизни, его заметят и наградят своим вниманием августейшие властители. Естественно, Свиньин будет автором проекта храма, а Нестеров распишет гатчинскую церковь. Нужно только подтвердить предположения Свиньина о недолговечности храма, в который не стоит вкладывать такие большие средства, выделенные императорским двором. Резко отказавшись от столь «лестного» предложения, похожего на предательство памяти наследника, Нестеров, однако, доверил этому ловкому вятичу загрунтовку церковных стен. Внешне казалось, что все нормально, работы шли, и Нестеров, убедившись в том, что дела идут, уезжал из Абастумана в Киев, где его ждала дочка и картина «Святая Русь». Лишь в прошлом году Нестеров узнал, что стены загрунтованы небрежно, продолжать работу невозможно. Вмешательство великого князя Георгия Михайловича сразу дало положительные результаты: удалили из Абастумана помощника Свиньина как «порядочного мошенника», заново начались подготовительные работы под присмотром помощника Нестерова: солдаты скоблили стены, позолотчики писали орнаменты, а сам Михаил Васильевич писал пророков на уцелевших от разрушения местах. «Придется месяца на два-три или больше дело затормозить. Денег идет пропасть. Но тем не менее надеюсь дело под моим надзором закончить благополучно. Будни все в церкви; вечера с Екатериной Петровной гуляем и много читаем. Праздники – полный отдых. Живем как нельзя более скромно и тихо», – писал Нестеров А.А. Турыгину.

Еще и еще вглядывался Нестеров в картину… А ведь хвалили, многим нравилась, а сейчас словно бы посмотрел на нее другими глазами, как бы со стороны, и остался недоволен. Картину просили и москвичи, и Дягилев, но Нестеров интуитивно чувствовал, что с такой картиной нельзя торопиться, и оказался прав: картина нуждалась в более глубоком художественном решении. Уж очень запал в душу замысел картины…

В дверях появилась Екатерина Петровна.

– Тебе не пора в церковь? И я бы могла с тобой немного прогуляться, – тихо сказала она, чтобы лишь отвлечь мужа от его раздумий.

Нестеров, очнувшись от тяжких размышлений, радостно посмотрел на жену: как она прекрасна, и даже легкая полнота ничуть не портила ее высокую изящную фигуру: в сентябре Нестеровы ожидали ребенка.

– Смотрю я на тебя, Катюша, и до сих пор не могу понять, что чуть лишь больше года, как я тебя совсем не знал, только Ольга иной раз восторженно рассказывала об одной из своих институтских классных дам, дескать, и умна-то она, и красива, и молода, и симпатична… Но разве можно было верить восторгам влюбленной ученицы. И вот графиня Коновницына, добрый ангел-хранитель моей Олюшки, посмотрела мою картину и как бы вспомнила, что госпожа Васильева тоже хотела бы ее увидеть. И ты пришла…

– И я пришла и сразу в тебя влюбилась, влюбилась страстно, до самозабвения…

– И я влюбился в тебя, как мальчишка…

– Ты об этом рассказываешь, словно не с нами все это произошло, а с кем-то посторонним.

– Катюша! Так прекрасно, что мы оказались вместе; мне кажется, что никого нет счастливее меня. – И Михаил Васильевич нежно привлек ее к себе.

– А кто пойдет работать в церковь? Кто нас кормить будет? – Екатерина Петровна явно захотела вернуть на землю своего любимого мужа.

К дому подкатила коляска. Из нее уже выходили люди. Впереди высокий сутуловатый человек в широкополой шляпе, сапогах и косоворотке, за ним ярко одетая молодая женщина.

– Э, Екатеринушка, видно, сегодня не придется работать. У нас сегодня – нежданные гости…

– Так это ж замечательно!

– Уж не Максим ли это Горький со своими приближенными? – Нестеров еще не верил в такую неожиданную радость.

– Пойдем встречать…

Нестеровы вышли на крыльцо вовремя. Это был действительно Максим Горький, с женой Екатериной Павловной и двумя верными спутниками. После дружеских рукопожатий и веселых восклицаний Горький представил своих спутников:

– Прошу любить и жаловать: мой верный товарищ и руководитель в книжных делах Константин Петрович Пятницкий и мой друг Алексей Александрович Тихомиров. – И, узнав, что жену Нестерова тоже зовут Екатериной, тут же добавил: – Ну, теперь пропадем: две Катерины у нас, как их различать-то будем?

– А так и будем, – в тон сказал Нестеров, – одна Петровна, а другая – Павловна. Какими судьбами, Алексей Максимович? Так я рад видеть вас и ваших спутников.