Владимир Семенов - Жизнь и Победа

Н.В. Ефимов вскоре стал начальником Управления внутренних войск по Уралу, генерал-лейтенант Л.Я. Червоткин – начальником соответствующего управления по Северо-Западу. Генерал-лейтенант Б.К. Смыслов был назначен первым заместителем начальника внутренних войск, а В.Н. Саввин, пройдя все полагающиеся в этом случае должности, был назначен начальником внутренних войск МВД России с присвоением воинского звания генерал-полковник. Генерал-лейтенант О.М. Латышев возглавлял Санкт-Петербургское высшее военное командное училище внутренних войск, Академию МВД России. В настоящее время он является начальником Санкт-Петербургского университета МЧС Российской Федерации.

Нет сомнений, что в этих достижениях есть скромная доля труда и бывшего начальника штаба 44-й ордена Красной Звезды дивизии внутренних войск Героя Советского Союза полковника М.В. Ашика.

Своими воспоминаниями о совместной службе в ленинградской дивизии и Высшем политическом училище МВД делится полковник в отставке Ю.А. Шишкин (сейчас уже ветеран).

Юрий Александрович Шишкин. Окончил Суворовское военное училище, Саратовское военное училище МВД, Ленинградский институт имени А.И. Герцена, Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. В период службы в ВПУ МВД СССР прошел должности от курсового офицера до командира батальона курсантов, старшего преподавателя, заместителя начальника кафедры тактики. Награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» 3-й степени, многими медалями. Полковник в отставке.

Мы познакомились в дивизии (войсковая часть 7402) в 1963 году. Он прибыл из Магадана, с должности командира полка, я – из Сосновой Поляны, с должности курсового офицера Военно-политической школы МВД (попутно – секретаря комитета ВЛКСМ школы, неосвобожденного). Нас разделяли разница в возрасте, огромная разница в заслугах перед армией и страной, пропасть между воинскими званиями, различие в сфере служебной деятельности: он – службист, я – политотделец.

Нас сближали мои окололитературные упражнения и его серьезное мемуарное творчество, мое собирательство марок и его зрелое отношение к филателии как виду коллекционирования, к которому он пристрастился еще до войны, с перерывом на военные годы.

Оба эти увлечения и он, и я старались не афишировать, чтобы не давать повода для рассуждений типа: «Делать им нечего! Взрослые люди, а занимаются ерундой». Увлечение филателией он скрывал и во время войны, когда командовал взводом морской пехоты. Не до этого было.

Однажды за «марочной» беседой он вспоминал: «Во время боев в Будапеште через пролом в стене заскочили мы в дом, а там по полу раскиданы альбомы с марками. Среди них – серия “20 лет РККА”, которую мне очень хотелось иметь. Посмотрел и не стал брать». Мне объяснил: «Была фронтовая примета: возьмешь чтото – и непременно будешь убит. Поэтому не взял. Во фронтовые приметы верил: не раз убеждался в том, что они сбываются».

Он прекрасный рассказчик, может много и интересно рассказывать о войне, правдиво и убедительно, без ложного пафоса, с достоверными деталями фронтового быта.

Как-то в разговоре я спросил про «За Родину, за Сталина!». Ответ был примерно такой (этого в его мемуарах нигде нет): «Это кричали политработники, которые появлялись в траншее перед атакой, а морские пехотинцы шли в атаку с криком “Полундра!” и матом – чем ближе к немцам, тем громче. А в Сталина верили – как в Бога. Перед атакой в траншее раздавали листки с клятвой Сталину и его портретом. Сядешь в уголок, напишешь клятву – как Богу помолишься: тебя убьют, но Сталин прочитает».

Не стану перечислять все, что у него издано про войну. Перечень солидный. Не уверен, что у меня его полное собрание, хотя на одной из книг он мне оставил дарственную надпись: «…строгому и доброжелательному критику…»

В дивизии, мне кажется, кроме меня, он никому не давал свои рукописи для прочтения. Мне – постоянно, до публикации. Я читал сам, а затем проверяли на молодежи – дочках и их друзьях. На Марьяне, жене, – тоже, тем более что она литератор. Конечно, все нравилось, но я старался посмотреть глазами постороннего.

На одной книжице о нем под своим портретом со звездой Героя он оставил мне интригующую надпись: «Другу и однополчанину…» В кругу не очень продвинутых приятелей я имел теперь возможность погордиться, что служил вместе с Героем, и посетовать на судьбу, что мне Героя не дали. Здесь все было правда, а что некоторые принимали за чистую монету, что я воевал вместе с Ашиком, – это их проблемы, я ведь об этом не говорил.

А насчет друга – я ни раньше, ни теперь не считаю себя вправе называться другом такого человека: слишком различны личности по масштабу. В дивизии я не был у него в подчинении, а командуя батальоном в училище и находясь у него в подчинении – тем более.

Близко мы познакомились на одной из проверок. Я ехал с задачей проверить комсомольскую работу и в нескольких ротах принять политподготовку у солдат. Офицеров, как всегда, не хватало, и Ашик, зная, что я курсовой офицер, поручил мне проверить матчасть оружия, стрельбу офицеров из ПМ, строевую и физическую подготовку. Для меня все это было привычно. Потом он мне сказал: «Я за таких политотдельцев двоих своих службистов отдам. Мои, кроме службы, ничего больше не умеют». Считаю, смело было с его стороны взвалить на капитана-политотдельца такую несвойственную его профилю работу. Вот такой он весь.

Писать о нем и просто и сложно. Казалось бы, просто: весь его боевой путь можно проследить по его многочисленным публикациям, которые мало подвергались цензуре. Бдительные борзописцы из ЦК не снисходили до уровня мемуаров командира взвода морской пехоты – они правили и мордовали воспоминания Жукова, мучительно соображая, как маршал хотел посоветоваться с полковником Брежневым по вопросам организации партийно-политической работы, но того не оказалось на месте, а маршал Жуков не сгноил этого полковника. Подобную чушь не встретишь у Ашика.

С другой стороны, сложность в том, что это скромнейший человек. Вспоминаю такой случай. В центральной городской железнодорожной кассе на Невском, как всегда, очередина – и в ней стоит он, в гражданском. А над окошком воинской кассы: «Герои Советского Союза обслуживаются вне очереди». Я хоть и капитан был, вмешался. А он мне потом говорит: «Я же в отпуск еду с женой, а не по служебным делам». Вот такой он беспомощный и скромный, когда дело касается его лично.

У него много издано про войну, после войны – от Дворцовой площади до Магадана (журнал «Колымские просторы», декабрь 2005 года), но я не знаю, eсть ли что-то о службе в дивизии в Питере (войсковая часть 7402). По-моему, его деятельная натура тяготилась кабинетной работой в оперативном отделении штаба дивизии. Я вспоминаю нашу встречу, когда я уже был замкомбатом в училище. Проводились учения по отмобилизации и развертыванию полка с вызовом приписного состава. Я по старым мобпланам дивизии числился замполитом этого полка, и меня из моего курсантского батальона срочно откомандировали в дивизию. Ночуем мы с ним в какой-то деревянной бане по месту развертывания, он и говорит: «Юра, когда вы заберете меня к себе в училище? Надоело врать и гнать липу в Москву». Как будто от меня что-то зависело! В это время решался вопрос о переводе его на кафедру тактико-специальной подготовки начальником – он был согласен и хотел, но в дивизии посчитали, что это для него низкая должность. А к этому времени секретарь комитета ВЛКСМ оперативного батальона Валера Карепин из дивизии был у меня уже командиром роты. Но это были мелочи, несравнимые с такой фигурой.