Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

Интересно, какие условия поставил Кампоманес советской стороне, оплачивая ее огромный штаб более чем наполовину?!

Кстати, о правилах этого матча. Они были приняты на заседании Центрального комитета ФИДЕ в Каракасе в октябре 1977 года. Участники финального матча претендентов были уже известны, но их — то есть нас со Спасским — на заседание не пригласили. А вот советская сторона была представлена полностью, включая Карпова. Якобы под давлением советские согласились, что матч на первенство мира будет не из 24 партий (как прежде), а безлимитным — до шести побед без учета ничьих. Зато взамен они обеспечили себе все остальные привилегии!

Было решено, что в случае проигрыша чемпион в течение года имеет право на матч-реванш. Невероятное бремя для претендента! Это правило было признано несправедливым еще в начале 60-х годов, и вот теперь, когда на престол взошел наконец настоящий чемпион — без единого матча на первенство мира! — он защищает себя двумя соревнованиями!

В правилах указывалось, что если матч с основным претендентом не состоится, то чемпион будет играть с финалистом претендентских матчей, то есть со Спасским (а если будет доказано, что матч не состоялся по вине чемпиона — тогда как?!). Забегая вперед, отмечу, что этот пункт правил позволил советским накануне матча в Багио шантажировать апелляционное жюри.

Правилами предусматривается оплата всех расходов самих участников и гонорар двум шахматным помощникам каждого из них. А хак насчет руководителя делегации? У советских на любом крупном соревновании существует такой человек* Его функции многообразны, включая "решение юридических, вопросов. Но его и оплатит советское государство. А Корчной? Он и без руководителя обойдется! А хочет иметь противовес Батуринскому — пусть платит сам!

Далее, в правилах сказано, что если на матче у какой-либо из сторон будет врач, то его размещение и расходы должен оплатить организатор. Простите, а гонорар? Ведь на Западе врач — одна из самых уважаемых и высокооплачиваемых профессий! В Советском Союзе, напротив, врачи;— едва ли не самые бедные люди, получающие мизерную государственную зарплату (медицина там. как известно, бесплатная, «народная»). Так что с Карповым проблем по этой части не будет. Ну а Корчной? А черт с ним, с Корчным!

Не забыла советская сторона и заранее, еще на заседании ЦК ФИДЕ. зафиксировать время начала игры. Обычно об этом договариваются между собой сами участники прямо накануне матча. В обсуждении принимают участие главный судья и организатор. Учитываются интересы прессы и особенности местных условий.

Но решить все сверху, директивой — это ведь так по-советски! Пусть недовольна пресса, пусть засыпает к концу партии Корчной. привыкший играть по-западному с 3—4 часов дня, пусть, наконец, в середине партии в зал врывается шум тропического дождя — в это время года ближе к вечеру он всегда бушует в Багио,— все равно! ФИДЕ решила начинать игру не раньше пяти часов вечера, и отменить это решение невозможно! Разгадка проста; Карпов — «сова», он засыпает где-то на рассвете, и в принципе ему чем позже начинать партию, тем лучше.

Прочитав в марте эти правила, я только развел руками. Попробовал внести еще два пункта — не тут-то было! Первый: «Участник не имеет права стоять над доской в тот момент, когда противник обдумывает ход». «Ну что вы,— сказал мне президент ФИДЕ,— на это же есть специальный пункт правил, что нужно вести себя по-джентльменски, не мешать противнику». «Да у Карпова привычка такая! — возразил я.— А когда он поймет, что ,мне это мешает, то станет делать так нарочно». «Что поделаешь,— ответил Эйве,— будете в каждом конкретном случае обращаться к арбитру».

Второй пункт: «Перед началом партии участники должны стоя приветствовать друг друга рукопожатием. В случае, если один из участников не намерен больше этого делать, он должен заранее сообщить арбитру о своем решении». Увы, и этот пункт-Доктор Эйве не принял, но обещал ознакомить с ним советскую сторону... Знаете, какое чувство возникло у меня после разговора с президентом? Что он не возражает, если моими Руками будет сброшено советское иго над ФИДЕ, но сам ни в чем не пойдет мне навстречу!

ДОМАШНИЕ ХЛОПОТЫ

Мне предстояло утрясти кое-какие организационные проблемы в своем лагере. Казалось, уж здесь-то все должно было быть в порядке — начиная с матча с Полугаевским у меня сложилась неплохая команда шахматных помощников: английские гроссмейстеры Реймонд Кин и Майкл Стин, а также бывший советский мастер Яков Мурей. Но...

Через два месяца после матча со Спасским я узнал, что Кин выпустил книгу о матче. Разрешения на это у меня он не спросил, хотя и опубликовал наши совместные анализы. Еще обиднее было то, что он работал над книгой вместе с Д. Леви — тем самым Леви, который ранее без спроса издал мои избранные партии; тем самым Леви, который к началу багийского матча подготовил к изданию книгу Карпова и Рошаля под скандальным заголовком «Шахматы — моя жизнь» (английская версия все той же «Девятой вертикали»). Скандальным потому, что за год до этого под точно таким же заголовком вышла в свет моя книга! Кстати, стала понятна и причина усталости Кина в последние недели матча со Спасским — он работал над книгой!

Поэтому перед матчем на Филиппинах мы с Кином заключили письменный контракт. В нем, в частности, говорилось, что в ходе соревнования секундант обязуется: во-первых, действовать исключительно в интересах участника матча; во-вторых, не работать над книгой о матче; в-третьих, согласовывать всю свою журналистскую деятельность с руководителем делегации.

Сейчас я отчетливо сознаю свою ошибку: уже тогда мне следовало отсечь участок организма, пораженный гангреной наживы! Я этого не сделал, решив сберечь нервную энергию, которая неизбежно ушла бы на создание новой команды,— я пытался вылечить, увы, неизлечимое...

Я догадывался, что матч предстоит трудный, долгий, что по ходу его будет возникать множество юридических, политических, психологических проблем, что противник будет во всеоружии. Мне предстояло найти человека, способного самоотверженно защищать мои интересы в этой борьбе. У меня в Швейцарии есть друг — фрау Петра Лееверик, уроженка Вены. В 19-летнем возрасте, вскоре после войны, она была похищена из Вены советской разведкой. Пытками и многодневным карцером ее, женщину, не говорившую тогда ни слова по-русски, заставили подписать бредовые показания, будто она — агент американской разведки! Так называемое «особое совещание» приговорило Петру к 20 годам заключения, и без малого 10 лет она провела в сталинских лагерях.

Что говорить о беззащитной девушке, если даже руководитель австрийского Сопротивления Карл Сцоколь после освобождения Вены был выкраден из городской ратуши и оказался пленником СМЕРШа (см. «Московские новости» № 36, 1990).