Виталий Сирота - Живое прошедшее

По тогдашней традиции вскоре после начала учебного года мы уехали «на картошку». (Иностранцы, кстати, на сельхозработы не ездили.) Нас отправили в Гатчинский район, в поселок Верево. Впоследствии я много раз ездил «на картошку». Все всегда проходило одинаково. Приветственную речь произносил обычно представитель совхоза (колхоза), часто парторг. Как правило, почему-то это был нервный человек в кожаном пальто. Говорилось о трудностях момента, непогоде, борьбе за урожай, объяснялась задача, назывались условия, выполнив которые мы сможем поехать домой. Эти условия всегда нарушались, нас задерживали до последней возможности, несмотря на все прежние обещания. В конце срока мы часто работали уже под дождем со снегом. В первые поездки даже разговоров о зарплате не было, потом что-то начали обещать. Но обычно мы практически ничего в конце не получали. Картошку часто клали в «бурты» не по правилам, и было ясно, что урожай сгниет. Ребята встречались с плохо организованным трудом, обманом, и все это становилось будничной нормой. Образцы привычки к такой жизни показывали студенты, прошедшие армию. Они были покрепче и пошустрее нас и прекрасно умели приспособиться к подобной «работе». К концу срока становилось все больше заболевших и уехавших домой. Первыми обычно уезжали студенческие активисты. Они «заболевали», или их ждала ответственная работа в городе.

Жили в бараках или больших помещениях, например в клубе. Спали на сенных матрасах, положенных на большие нары. Еда была обычно очень скудная, вплоть до просто хлеба с молоком. Иногда питались в сельских столовых. Это был хороший вариант. Но, несмотря на все это, от «картошки» оставались приятные воспоминания, и на следующий год опять ехали, даже с некоторым подъемом, который, правда, на картофельном поле быстро проходил.

В первую поездку мы внимательно смотрели на опытных студентов старших курсов, которые были среди нас. Они держались особняком. Как-то к нам в барак пришел руководитель с какими-то новыми требованиями. Один из таких студентов при этом переодевался после купания. Выслушав руководителя, а это был молодой преподаватель, студент встал на нары, снял мокрые трусы, встряхнул их, с расстановкой матерно выразил свое отрицательное отношение к указанию и набросил трусы на горящую под потолком одинокую лампочку, чтобы они быстрее сохли. Трусы зашипели, свет померк, стало тихо, преподаватель вышел. Мы, только что принятые в институт студенты, обомлели.

Много позже, уже преподавателем, я ездил «на картошку» со студентами Гидромета. Одна из первых поездок была в конце 1970-х годов, в Волосовский район, в поселок Клопицы. Руководителями были двое карьеристичных мужчин лет тридцати.

На такую руководящую работу обычно направлялись «перспективные кадры». Уже сделавшие карьеру приезжали лишь на проверки. Оба моих начальника упивались своей властью над студентами. А студенты были в основном первокурсниками, только что сдавшими вступительные экзамены. Для них преподаватель был богом. Так вот, начальники любили после рабочего дня вызывать к себе в комнату мелких нарушителей дисциплины и устраивать им строгие допросы. Вызывались по одному свидетели, их запугивали, показания сверялись. Больше всего любили начальнички разбирать амурные дела. В них они копались с особым удовольствием.

Установилась тяжелая атмосфера. Мой помощник, толковый физик-теоретик В. М., так разнервничался, что заработал расстройство желудка. Его слабило ежеминутно. Я определенно не поддерживал ретивую пару. Наметился конфликт с идеологическим подтекстом. Приезжали университетские начальники. Но все обошлось.

Через десять лет, когда я защищал докторскую диссертацию, член Ученого совета по фамилии Свешников меня сильно поддержал. Оказалось, что его дочь была студенткой в том отряде и рассказывала дома о событиях в Клопицах.

В следующий раз я был уже главным руководителем отряда. Отвертеться не удалось. Сын иронизировал, что меня сильно ценят, раз посылают на такую работу. Было уже начало перестройки, и роль денег повысилась. Все было как обычно: грязь, темные холодные вечера и холодные ранние утра, совхозные «планерки» в грязной каптерке с поломанными стульями. Но появилось и кое-что новое – студентки матерились, а местная молодежь затевала стычки со студентами. В мои студенческие годы такое бывало гораздо реже. Драки стали главной помехой в работе, потому что вынуждали травмированных студентов бросать работу и уезжать в город. И я, учитывая новые хозрасчетные веяния, договорился с милицией о дежурстве около студенческого жилья за отдельную официальную плату – небольшая сумма вычиталась из общего заработка. Милиционеры были довольны, и нам стало спокойнее. Иногда милиционеры спрашивали меня, что им делать с задержанными местными дебоширами. Я просил провести беседу и отпустить. Потом оказалось, что беседы в отделении были привычны местной молодежи и не пугали ее. И вот однажды, после получения студентом серьезной травмы, я сказал милиции, чтобы с обидчиком поступили строго по закону. Парня увезли в райцентр, началось следствие. Пахло судом и тюрьмой. Это было непривычно для всего местного населения. Ко мне зачастили ходоки с рассказами о тяжелом детстве и сложной жизни задержанного. Я сочувственно советовал приберечь эти важные сведения для следствия или суда. Меня выслушивали с недоумением и уходили в прострации. В камере задержанный рвал на себе рубаху и бился головой о стену. Он и вправду не понимал, за что его задержали. Ведь так поступали до него в деревне все парни. Кончилось тем, что родители избитого студента почему-то забрали заявление и обидчика выпустили. Но нам стало спокойнее.

Я попытался сделать так, чтобы студентам заплатили за работу. Раньше такого не было. Не очень понятно, почему: то ли руководители не занимались этим, то ли правила не позволяли, то ли деньги попросту присваивались начальством.

Я объявил студентам «правила игры» – условия сдельной оплаты. Слушали меня, как крестьяне когда-то слушали благие нововведения барина, то есть почтительно, но не веря ни одному слову.

К моей радости и удивлению окружающих, обещанное удалось выполнить, студенты получили приличные деньги. Тогда же я понял, что при желании можно легко обогатиться за студенческий счет.

Финал истории был такой: на поле уже лежал снежок, рабочих рук почти не осталось – многие уехали по болезни или еще по какой-то причине. К последнему дню работы часть картошки не выкопана. Утром придет комиссия принимать работу. Если картошка останется выкопанной, но не убранной с поля, не заплатят или заплатят малую часть. Институт не выполнит обязательств, а это неприятность уже районного масштаба. Тракторист спрашивает у меня, вскапывать грядки или нет. Я смотрю на колесные следы, уходящие по снежку в лес, говорю «копай» и увожу остаток замерзших студентов в лагерь. Утром комиссия видит тщательно убранное поле, а я – свежие колесные следы, ведущие к лесу…