Анри Труайя - Алеша

Тьерри нетерпеливо подавал ему знаки. Он встал, подошел к окну, вернулся к Алексею и сказал вполголоса:

– Тебе не кажется, что мы уже достаточно насмотрелись? Давай удерем? Я спрошу у родителей разрешения уйти раньше их.

Алексей с удовольствием остался бы до конца вечера – так ему понравилось это местечко, – однако не осмелился перечить другу.

– Да, – уступил он. – Отчалим!

Они попрощались с обеими парочками, их не удерживали. Саксофон надрывался, Жизела и Мартина вновь увлекли своих кавалеров на танец.

– Ненасытные, они ненасытные! – пробормотал сквозь зубы Тьерри.

Казалось, что он презирал, почти ненавидел их в это мгновение. Взглянув последний раз на танцевальную площадку, он направился с Алексеем к столику родителей, чтобы предупредить об уходе.

– Хорошо, идите, – сказал месье Гозелен. – Альбер отвезет вас на машине и вернется за нами.

– Не надо машины, – отрезал Тьерри. – Я посмотрел в окно: дождь прошел. Мы поднимемся пешком по дорожке.

– Ты устанешь, мой дорогой!

– Да нет, мама, нет! – запротестовал Тьерри, повысив голос. – Я привык! Мне очень нравится ходить пешком! И к тому же я не один!

Она уступила.

На улице было влажно и душно. Над сияющей листвой поднимался пар. Луч оранжевого солнца разрывал облака. Все небо пылало за грозовыми трагическими тучами.

– Погода меняется к лучшему, – сказал Тьерри. – Нужно поскорее забыть этот испорченный день!

– Не думаю, что он испорчен, – пробормотал Алексей.

– Тебе понравилось в этом дурацком дансинге?

– Конечно. Было очень здорово!

– Два типа ухаживали за Жизелой и Мартиной. Я, правда, уверен, что за их же денежки. У Жизелы холодная голова. А Мартина, похоже, положила глаз на тебя.

– Псих!

– Уверяю тебя!

Алексей был польщен, но виду не показал. «Не влюблен ли Тьерри тайно в свою кузину?» – неожиданно подумал он. Это бы объяснило его насмешки, колкости и капризы. Он и сам, по правде говоря, был небезразличен к терпкому, вызывающему очарованию Жизелы. Тщетные мечты. Взбираясь по крутой тропинке, он с наслаждением вдыхал настоянный на запахах сосны и морской пены воздух. Тьерри на своих длинных ногах, как на ходулях, поднимался быстрее, чем он. Но ему не хватало дыхания. На минуту он остановился, задохнувшись, сел на краю дороги и объявил прерывающимся голосом:

– Завтра я попрошу у родителей машину, чтобы поехать на Зеленое озеро… Это на плато д’Асси. Превосходное место! Можно предложить Жизеле и Мартине поехать вместе!

– Ну да. Почему бы нет? – сказал Алексей, бросив на друга лукавый взгляд.

И они пошли дальше, плечом к плечу, размахивая руками.

XII

Каникулы Алексея приближались к концу. Железнодорожный билет был уже взят и место заказано. Он поедет один на поезде первый раз в жизни. Эта мысль несколько смягчила предстоящее расставание. Утром пятнадцатого августа Гозелены собрались идти в церковь. Они ходили туда только по случаю больших праздников.

– Нельзя не пойти, – сказал Тьерри. – Успение Пресвятой Богородицы – большой праздник для нашей семьи. Можешь присоединиться.

– Конечно, – ответил Алексей.

Он уже бывал в католических храмах, но никогда не посещал мессы. Оказавшись в нефе[14] рядом с Тьерри и его родителями, он почувствовал, что еще более глубоко погрузился в жизнь Франции. Все удивляло его в этом месте, так непохожем на то, что он видел в церкви на улице Дарю. Там стояли, а здесь удобно, как на спектакле, сидели напротив алтаря, украшенного цветами в честь Девы Марии. Безбородый пастор говорил по-латыни. Время от времени, подчиняясь звонку, верующие преклоняли колени для молитвы. Потом вновь садились, потом вставали, потом склоняли головы. Вместо хора играл орган с глухим звучанием. Слушая эту торжественную, немного механическую музыку, Алексей с сожалением вспоминал широкие волны человеческих голосов, звучавших во время богослужения под сводами православной церкви. В окружении той бури, гармоничной и мощной одновременно, невозможно было не трепетать до глубины души. А здесь служба была мирной, как бы цивилизованной. В положенное время кюре поднялся на кафедру и по-французски произнес молитву о прощении грехов, которое дарует счастье тем, кто умеет прощать. У него был сильный савойский акцент. Обернувшись, Алексей заметил в глубине церкви Жизелу и Мартину. И улыбнулся им. Они кивнули головами. Среди присутствовавших было много празднично одетых крестьян с грубыми, почерневшими от солнца лицами. Они стояли бок о бок с туристами, с господами в полосатых блейзерах, дамами в украшенных бантами шляпках. И этот такой разношерстный мир молился одним дыханием. Алексей заметил, что французы крестились, перенося руку ото лба к груди, затем к левому и правому плечу, в то время как русские кладут крест справа налево. Он последовал примеру соседей, чтобы не выделяться в единодушной толпе.

Праздничная литургия продолжалась. Тьерри казался внимательным и в то же время рассеянным. Он считал себя настоящим христианином, однако не подчинялся обрядам слепо. Алексей сказал, что и у него то же, неясное, как и у друга, отношение к богу. Тем не менее, оказавшись в толпе верующих, он признавал, что верить приятно. Верить со всем народом, со всей страной. А не только так, как в церкви на улице Дарю, с группкой тоскующих эмигрантов. Он с волнением думал о том, что в тот же день и в тот же час миллионы людей молились во всех уголках Франции в соборах или деревенских церквах. Выйдя на улицу и смешавшись с пестрой толпой крестьян и курортников, он смутился, осознав, что предал свое детство и сделал выбор.

Жизела и Мартина присоединились к Гозеленам на паперти. Жизела объявила, что кюре был «превосходен в своей тупости и убежденности». Встречу назначили после обеда. Небо было неясным, так что в дальнюю прогулку отправляться было нельзя. Тьерри предложил поехать к каминам[15] Фей.

– Заходите за нами в гостиницу, – предложила Жизела. – В три часа, годится?

– Попросите Альбера отвезти вас, – сказал господин Гозелен. – Нам сегодня машина не нужна.

Быстро пообедали, так как родители Тьерри ждали гостей – не Бурассонов, слава богу! – на бридж. Пристрастие Гозеленов к картам было странным. Это, конечно, был не в высшей степени изысканный досуг. У Крапивиных в бридж не играли. И ни во что другое. Встречи с друзьями были посвящены бесконечным разговорам. Русская болезнь!

Тем временем в шале с самого утра царила суматоха. По случаю бриджа горничная передвинула в гостиной мебель и поставила в центре четыре складных, покрытых зеленым сукном столика. Повариха Мари трудилась над приготовлением десяти сортов сандвичей. Спустившись в гостиную, Алексей и Тьерри обнаружили ряды серебряной посуды, нагруженной ломтиками поджаренного хлеба с гусиной печенкой, окороком, лососем, пирожками с ягодами, печеньем, пирожными с кремом. Несмотря на протесты Мари, они отведали, смеясь и облизывая пальцы, всего понемногу, прежде чем ускользнуть на свое молодежное гулянье.