Олег Калугин - Вид с Лубянки

За следующие три дня он успел дать десяток интервью, получил два солидных заказа на книгу, отказался от двух лестных предложений о трудоустройстве, согласился баллотироваться в депутаты и выдвинул публичное обвинение председателю КГБ.

После Ельцина и Гдляна, по оценкам экспертов, это самый яркий гример европеизации советской политики — президентская регрессия, воспринятая как паблисити, обеспечила будущее разжалованному генералу.

К месту встречи с корреспондентом Калугин подошел незаметно. Потом, открыто улыбаясь, извинился за конспирацию: "Я был скромный, условно говоря, генерал, а теперь, после всей рекламы и президентского указа, стал очень популярным человеком в стране. В некоторые места просто трудно пройти. В метро автографы просят

За непривычную для разведчика популярность он заплатил, кроме моральных убытков, привычными льготами. Довольно редкая награда "Почетный работник госбезопасности" давала право на 50-процентную скидку в квартплате, 20 лишних метров жилплощади плюс престиж независимо от должности. Все это, правда, перекрывалось генеральскими привилегиями. Лишенный и того и другого, Калугин потерял к тому же 350- рублевую пенсию. Какая будет теперь, он не знает: "Может быть, дадут, как генералу Григоренко, солдатскую — 12 рублей".

Григоренко Петр Григорьевич (1907–1987), генерал- майор, активный участник правозащитного движения. В 1964 году был арестован, лишен воинского звания. В 1970-м был вторично арестован и отправлен в спецпсихбальницу. С 1977 года жил в США.

"Вообще говоря, я не интересовался — не хочу иметь никаких дел с нынешним руководством КГБ. Они со мной связались единственный раз за эти две недели — днем раньше указа позвонила девушка из приемной и пригласила прийти. Я сказал, что ноги моей там не будет, если хотят, пусть приводят силой. Вы же знаете, что КГБ с момента моего появления, как говорят, на сцене начал распространять слухи в своем стиле: что я глубоко внедренный агент ЦРУ и, наоборот, что я агент Крючкова, внедренной в левое движение с тем, чтобы попасть в окружение Ельцина и разложить его команду. При такой игре они могут использовать мой приход в КГБ, чтобы сфотографировать меня и потом показать "левым": "Смотрите, он наш, а вам голову морочит".

Что касается указа, он больше заинтересовал Калугина незаконностью, чем обидел несправедливостью: "Юридически это абсолютно беспомощно. Если я разгласил государственную тайну — подавайте на меня в суд и потом уже принимайте решение. А все, что я рассказал и еще расскажу — как убивают людей, прослушивают телефоны, фальсифицируют информацию, закрывают дела на номенклатуру — это тайны не государства, а партийно-полицейской мафии".

Ъ: А то, что вы открыли "Московским новостям", хотя и не называя, "крышу" КГБ в Лондоне — контору "Союзэкспорт- фильма"?

О.К.: Это секрет Полишинеля. То, что советской публике кажется ужасными тайнами, давно и широко известно на Западе от многочисленных перебежчиков. Этот факт защитит меня на любом суде.

Калугин уверен, что на суде — если до этого дойдет дело — юридическая ошибка Президента и Совмина станет очевидна.

Политическая логика Калугину и растущему числу его сторонников очевидна уже сейчас — руководство КГБ боится, что ренегатскому примеру отставного чекиста последуют те, кто еще в строю. Поэтому изданный указ может быть полезен для реноме Лубянки, но настолько же вреден для престижа Президента. И то, что Горбачев подписал этот заведомо непопулярный документ, по мнению Калугина, еще раз доказывает его правоту: КГБ в СССР може? оказывать давление на руководителей самого высокого ранга.

Самому Калугину, по-видимому, обижаться на Президента грех. Указ, как это уже бывало, повлиял на общественное мнение с точностью "до наоборот" — пораженный в правах отступник стал народным героем. Стал в отличие от своих предшественников на этой стезе в одночасье, не успев толком помучиться.

Профессиональный разведчик, планируя взрыв своей "бомбы", естественно, рассчитывал на такой вариант; хотя готовился к худшему, "даже к: тюрьме". Это не остановило его в феврале, когда, посоветовавшись с женой, он отнес в "Огонек" большую аналитическую статью — "самую полную из всего, что вышло" — и заручился обещанием Коротича о публикации. Потом Калугину объяснили, что цензура, не имея формальных претензий по части государственных тайн, все же сочла долгом показать статью КГБ. Коротича вызвали в Политбюро и запретили печатать откровения генерала.

"Позже Артем Боровик хотел взять меня во "Взгляд". Вроде уже договорились, но выяснилось, что Боровика шантажировал КГБ: сказали, если я появлюсь на экране, станут известны некоторые факты его биографии. Я говорю, как же вы такое терпите, единственный способ борьбы с ними — гласность. Но, видно, ему было чего бояться".

Калугину в этом смысле бояться было нечего. Последние годы безупречной карьеры омрачило легкое диссидентство, письма в ЦК, но перестройка уже была гарантией от "психушки". Генерала лишь немного "задвинули" по службе — "я говорил Крючкову, зачем вы меня держите на режимной работе, назначили бы лучше зампредом АПН, там же есть наша должность" — а в 55 лет проводили на пенсию. Проводили с почетом — шестью тысячами рублей премии, видимо, рассчитывая, что необиженный пенсионер не захочет реванша.

Он тем не менее захотел. Причем не в плену эмоций — "при Черненко я бы не вылез, это было бы чистой воды самоубийством", — а точно все рассчитав. И первый тайм, как он сам с удовлетворением признает, выиграл.

Утрата пенсии не слишком стеснила консультанта по международным связям Ассоциации развития информационных технологий АН СССР с окладом в 600 руб. (Калугин устроился туда сразу после ухода на пенсию.) Приобретенная слава открыла перспективы. Издательства АПН и "Прогресс" предложили договоры на книгу — он и сам собирался ее написать, но сейчас некогда, "расписание буквально забито журналистами. Я сознательно не отказываюсь от такого ритма жизни: чем более я открыт для публики и прессы, тем труднее меня уничтожить".

Ъ: В каком смысле?

О.К.: И в физическом тоже — технология отработана. Хотя думаю, Крючков на это не пойдет, слишком нерешительный.

Ъ: Тем не менее свое первое обвинение на митинге около Парка культуры вы предъявили именно ему.

О.К.: Может быть, потому, что не хотел начинать с более серьезных обвинений. Вина Крючкова в массовых побегах сотрудников разведки и провалах агентурных сетей велика, но это не самый большой вред, наносимый КГБ обществу.

Ъ: Когда вы перейдете к самому важному? -