Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов
– Сын мой, отошли своих охотников, слуг и охрану. Посиди у огня и сотвори свою вечернюю молитву.
– Мою молитву?
– Твою.
Карл надеялся получить мудрый совет от повидавшего виды человека, который путешествовал по диким местам вместе с проповедником Бонифацием. Штурм начал строить свой монастырь, Фульду, срубая деревья на вершине холма, готовя место для останков Бонифация.
Серые глаза Штурма смотрели из-под густых седых бровей сквозь дым на звезды.
– Час вечерней молитвы близок. Повелитель франков, разве не похожи эти высокие деревья на колонны нефа храма Господня? Ощущаешь ли ты в этом месте страх?
Карл нетерпеливо потребовал:
– Говори яснее, святой отец! Зачем ты позвал меня молиться в этот час?
Шишковатые пальцы аббата сжались на кушаке, которым он был подпоясан. Затем он встал и возвысил свой сильный бесстрастный голос:
– Если твой народ погружается в пучину невежества и блуда, ответственность за это несут их священники. Если священники в стране франков теряют разум и волю, это происходит оттого, что им противостоит страшная сила. – Он наставил палец на Карла: – Эта сила – ты. Твое слово – закон. Все эти люди ждут от тебя только одобрительного кивка или гневного взгляда. Твоя власть – страшная власть. Ты не можешь ни разделить ее, ни отказаться от нее. Значит, ты должен молиться о том, чтобы правильно ею пользоваться. Мой повелитель, ты заставил меня высказать мои мысли.
После этого они преклонили колени на горе веток, и Карл обдумал все, что сказал Штурм. Ему было нелегко понять подобные вещи. Он подумал о последнем законном короле франков, Меровинге, неповоротливом, толстом, трясущемся по разбитой дороге в традиционной повозке. Карл увидел его снова детскими глазами. Последний король, кем, в свою очередь, может стать кто-нибудь из сыновей Карла. Безмозглое существо, которого оторвали от любимых кухонных горшков. Вот чего боялся Карл.
Старый Штурм наклонился, чтобы подбросить сучьев в костер. Пока он наблюдал за гигантом Карлом, в его серых глазах появилось странное выражение.
– Сын мой, не надейся изменить человеческую натуру за одну ночь. Как часто я крестил моих саксонских дикарей – а на следующее утро они приносили в жертву козу или даже быка, чтобы умилостивить своих старых лесных богов. И я радуюсь хотя бы тому, что они не проливают кровь человека.
Карл даже не подозревал, что священник на границе может быть таким терпимым. Когда Штурм готовился ко сну, он кивком показал на барьер из ветвей:
– Что касается животных, они уделяют больше внимания загородке вокруг костра, чем любой молитве.
Так старый Штурм советовал Карлу.
Хотя Карл и не мог разрешить свои страхи, Арнульфинг реагировал на них со свойственной ему энергией. Если ему необходимо учиться, даже в зрелом возрасте, он будет учиться. У своего нового наставника, Петра из Пизы, он старался научиться строить из набора бессмысленных слов ясные предложения. Старый лангобардский ученый читал ему мрачную поэму Вергилия, повествующую о падении Трои и о том, как Эней бежал из горящего города, унося с собой родовых богов.
– Что стало с его народом? – спросил Карл.
– Они были покорены. Для покоренного народа есть только одно средство уберечься, а именно – ни на что не надеяться.
Карла заинтересовал этот Эней, который за морем воспитал новый народ.
Иногда, когда боязнь собственной неспособности тяжело давила на Арнульфинга, он уезжал в леса без всякой дороги, направляясь в рощу, похожую на ту, в которой был Ирминсул, только меньше. Там в хижине жили несколько старых менестрелей, и Карл привозил им дары. Потом менестрели трогали струны арфы и воспевали героизм древних франков, когда те путешествовали по морю.
Такие древние сказания никогда не записывались Вергилием. Карл собирал их по крохам из памяти старых бардов. От них исходило сияние золотого века, когда сила была в руках героев, находившихся под защитой земных богов. В конце концов он вспоминал об Ирминсуле, которого он когда-то срубил.
В такие моменты он задавал себе вопрос, как Пипин собирался поступить с непокорным саксонским народом. До сих пор, если не считать путешествия в Рим на Пасху, Карл следовал идеям Пипина в большей степени, чем хотел себе в этом признаться. Зачаточное Франкское государство оставалось в том же виде и больше походило на личное владение короля. Королевский дворец, абсолютно не похожий на Павию, представлял собой просто большую усадьбу, в которой обитал Карл. Вместе с ним 11 паладинов, или придворных офицеров, составляли совет, решавший различные дела. В отсутствие Карла всем руководил дворцовый граф.
После пребывания в обители Святого Петра Карл осознавал всю дикость и первобытность своего правления. Его камергер занимался больше стадами и землями, чем королевским двором; его сенешаль распоряжался провиантом и фуражом во время похода, и оба постоянно советовались с Хильдегардой, которая внимательно следила за всеми прибавлениями в казну и вычетами из нее – подарками королю в дни праздников и ответными дарами; пошлинами за переход границ и мостов; возмещением ущерба королевским дворам, равно как и за королевской долей в добыче, захваченной у врага.
Хильдегарда неустанно заботилась об увеличении их богатства, особенно по части посевов и всяческой живности на домашних фермах. Карл втайне был убежден, что это приносит несчастье. Его аккуратная швабская жена была довольна, если в каждой усадьбе для своих нужд у них имелось вдосталь сыра, дичи, пива, холста, меда, зерна и сальных свечей.
– Со времени смерти твоего хранимого Господом отца, – замечала она с удовлетворением, – у нас в стране не было голода.
Карл не мог взять в толк, как это Божья защита выражается для нее в количестве мяса, которое дают стада скота, но, по-видимому, для нее все было просто и она не хотела никаких перемен к худшему.
Впервые за эти годы Карл отошел от политики Пипина. Он планировал подчинить саксов, этих ближайших и наиболее яростных противников, и изменить их вероломную языческую натуру путем обращения в истинную веру.
– Этот народ, находившийся под властью демонов со дня Сотворения мира, взойдет под благословенную сень Христа. – Его советники согласились с ним.
Благочестивые миссионеры, подобные Бонифацию, отваживались проповедовать среди язычников на другом берегу Рейна, и, как правило, те их убивали. Вооруженные отряды вторгались в дикие места, чтобы наказать убийц. Но прежде миссионеры никогда не путешествовали вместе с войском.
Это было в новинку – силой обращать в другую веру – и явилось причиной террора, длившегося 30 лет.
Что-то следовало предпринять. В этом не было никакого сомнения. Не успело войско франков в первый раз отправиться в Италию, как саксы на границе в отместку за низвержение Ирминсула разгромили и сожгли аббатство во Фрицларе, устроив при этом в самой церкви стойло для лошадей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});