Вениамин Цукерман - Люди и взрывы

Чтобы установить истину, в наших отделах была воспроизведена аппаратура электромагнитных регистрации по методу Завойского. После небольшого усовершенствования методика Завойского стала давать результаты, близкие к полученным в наших лабораториях.

Завершившаяся бурная дискуссия не всегда носила корректный характер. Нас обвиняли, например, в том, что трактовка рентгеновских опытов, полученная в нашей лаборатории, несовместима с материалистической диалектикой. Мы также (Альтшулер, Зельдович и я) не оставались в долгу, но в наших аргументах идеология не привлекалась.

В день памятного заседания Комельков спросил у Юлия Борисовича, к каким результатам пришло обсуждение. «15:0 в пользу Цукермана»,— не задумываясь, ответил Харитон.

К концу сороковых годов три метода определения параметров детонации были доведены до нужной степени завершенности и впоследствии легли в основу всех подобных исследований как в нашем Институте, так и в Институте химической физики Академии наук.

ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ

Большинство физиков и инженеров экспериментальных отделов никогда не работали со взрывчатыми веществами. Поэтому мы организовали «на дому» курсы, где я обучал будущих специалистов особенностям различных взрывчатых веществ и правилам безопасной работы с ними, стараясь приобщить их к микросекундам и космическим скоростям. В то время нашими любимыми взрывчатыми веществами были азид свинца и гремучая ртуть. Пары свинца и ртути — элементов, находящихся в конце таблицы Менделеева,— сильно ослабляют рентгеновское излучение и дают контрастные тени на рентгенограммах.

Эксперименты со взрывчатыми веществами всегда требуют особого внимания и осторожности. Я до сих пор удивляюсь, что у нас в отделе практически не было несчастных случаев. Разумеется, выполнение инструкций было обязательным. А на площадках наряду с инструкциями висели объявления: «Взрывник, помни, ты не имеешь права на ошибку», «Парень, будь внимателен — Господь Бог, сотворив человека, не изготовил к нему запасных частей».

Существуют и многочисленные неписаные правила, повышающие безопасность работ со взрывчатыми веществами. О некоторых из них нам рассказал сотрудник Ю. Б. Харитона Александр Федорович Беляев. Они запомнились на всю жизнь. Вот, например, как он рекомендовал работать с детонирующим шнуром во время подготовки опыта. В работах такого рода опасен момент отрезания детонирующего шнура необходимой длины. Оказывается, лаборант или препаратор, выполняющие эту процедуру, не должны держать ноги под панелью стола, на котором производятся монтажные работы. В подобных случаях имеется некоторая вероятность взрыва бухты шнура, лежащего под ногами оператора.

К сожалению, слишком поздно стало известно, что средства инициирования, которые мы использовали, очень чувствительны к электромагнитным наводкам и особенно к электростатическим зарядам, образующимся при трении. Это привело к нескольким травмам у людей, исследовавших электродетонаторы.

В этот самый первый период наших работ технике безопасности и связанным с нею формальным ограничениям не придавалось особо большого значения. Заряд в нитяной «авоське» вывешивался перед бронеплитой каземата. Выполнялось несколько предварительных рентгенограмм, по которым убеждались, что заряд располагается по оси пучка рентгеновских лучей. Затем Мария Алексеевна Манакова выходила из каземата и била молотком по висящему на дереве обрезку рельса. Он остался в наследство от строителей. Эти сигналы означали, что скоро будет произведен взрыв и все находящиеся на поле должны уйти в укрытие. Сирены, телефоны и другие «чудеса» техники оповещения и связи появились позднее. Связь с площадками осуществлялась в основном полевыми телефонами через охрану. Прямой связи с казематами не было. Было много курьезных случаев. Например, слышим: «Говорит сержант Курочкин, ваши рабочие забыли пеленки. Просят подвезти». Надо было догадаться, что научные сотрудники — «рабочие» — забыли фотопленки, без которых нельзя было провести ни одного опыта.

Постепенно организация взрывных работ стала налаживаться. На площадках появились диспетчерская служба, складские помещения, домики для подготовки взрывных работ, тщательно разработанная сигнализация. Экзотика отступала — взрывной эксперимент становился обычным рабочим процессом.

Экспериментальные взрывы на лесных площадках не прекращались ни днем, ни ночью. Работало одновременно несколько групп.

И все же, вспоминая это время сквозь призму прожитых десятилетий, надо честно признаться: мы родились в рубашке. Многие опыты по чистой случайности не завершались тяжелыми травмами. Его величество Случай часто спасал экспериментаторов от печального исхода, связанного с неконтролируемыми взрывами.

Первый такой «неуправляемый» взрыв произошел еще в Казани во время войны.

8 марта 1943 года. Я с Зиной устанавливал небольшой заряд массой около 3 граммов в тамбуре. Оставалось лишь подсоединить проводники капсюля-детонатора к кабелю подрыва. Зина собиралась произвести эту несложную операцию. «Подожди немного, я еще раз проверю высокое напряжение». Не успел я включить высокое напряжение и довести его до заданной величины, как все устройство с неподключенным капсюлем взорвалось. Зина чудом избежала травмы. На этом начальном этапе работ мы не знали, что электрические наводки могут взорвать и неподключенный капсюль-детонатор.

Второй случай, похожий на описанный, произошел у нас в начале 1948 года. Одновременно готовились два опыта. В железобетонной бочке Борис Леденев и Аня Баканова устанавливали большой заряд массой около 2 килограммов. В это же время я в соседнем помещении производил пробные включения импульсного рентгеновского аппарата. Вдруг раздался сильный взрыв. Все находившиеся в укрытии поняли: взорвался заряд, с которым работали Аня и Борис. Сердце оборвалось. Несколько секунд, показавшихся вечностью,— и в дверях укрытия появились взволнованная Аня и невозмутимый Борис. «Ничего особенного,— сказал Борис,— это наш заряд взорвался от вашей наводки. Мы уже отошли от бочки». Я в изнеможении опустился на стул. В голове мелькнуло: «Ведь ты отлично знаешь, что при включении высоковольтных устройств напряжения, наводимые на кабельные магистрали, достаточны для инициирования взрыва электродетонаторов».

После этого случая во всех инструкциях появился пункт, запрещающий какие бы то ни было работы с высоковольтными устройствами во время подготовки и проведения взрывных экспериментов.

В те далекие времена часто приходилось работать с зарядами различного состава и формы. Обычно это был сплав тротила с каким-нибудь мощным вторичным взрывчатым веществом. В вытяжном шкафу одной из лабораторных комнат отдела Льва Владимировича была оборудована водяная баня, с помощью которой тротил доводился до плавления, после чего к нему добавлялся порошок вторичного взрывчатого вещества. Было известно, что температура расплавленного тротила не должна превышать 90°. При более высокой температуре могло произойти загорание. В этот день наблюдение за температурой бани вели две молодые выпускницы Московского высшего технического училища имени Баумана. Девушки «упустили» температуру, и расплавленный тротил вспыхнул. Все находившиеся в комнате растерялись. Бросились к входным дверям. Лишь один Диодор Михайлович Тарасов не потерял присутствия духа. Строго по инструкции, он быстро вылил горящий тротил на пол, а когда тот растекся тонким слоем, исключающим детонацию, затушил огонь песком. После этой истории плавка тротила и составление смесей на его основе, а также хранение взрывчатых веществ в лабораторных помещениях были категорически запрещены.