Вальтер Хартфельд - Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

Клаус Штюмме и его люди, несколько расстроенные тем, что попали в регулярную армию, без энтузиазма присоединились к полкам, которым они были приданы.

Кольцо окружения казалось надежным, за исключением двух районов: района реки Лососина со сравнительно крутыми берегами, позволявшими легко выбраться из окружения, и района к северу от леса урочища Любки, где передвижению немецких войск мешали болота.

Хайнц и Манфред со своими группами были приданы полку Линкмана с самого начала столкновений. В душе каждый егерь более или менее сожалел о расставании с товарищами. Коммандос действовали малыми группами, отдельно от войск, доходя до того, что отказывались принимать вместе со всеми пищу. Другие солдаты смотрели на них как на экзотических животных, ни на что не годных. Людвиг стащил для братьев Ленгсфельд то, что им не хватало — и о чем они дали ему знать, — запальные шнуры и брикеты трута. Что касается комполка Линкмана, то он холодно разъяснял Хайнцу и Манфреду, что раз уж их подчиненные и они сами являются добровольцами, то он не откажется от использовании их для всяких надобностей. И его недружелюбный вид заставлял Хайнца напрягаться.

Начало напоминало большие маневры. Вышестоящий штаб сотворил чудо, и между ротами распределили каждую деревню, каждую ближайшую дорогу. Но до леса урочища Любки было еще далеко…

Два взвода коммандос осуществляли впереди разведку, не рискуя появляться в деревнях. На третий день Манфред и Хайнц знали, что все пойдет не так, как надо. Следуя за наступающими войсками, подразделения полиции собирали всех людей в возрасте от четырнадцати до шестидесяти пяти лет и бесцеремонно отправляли их в тыл. «Для допросов», — соизволил пояснить офицер СД. Потом последовало несколько женщин, отправленных на неизвестно какие работы. По мере продвижения войсковой цепи деревни почти пустели, в поле никто не работал. Обнаружили пять совершенно разрушенных колодцев. Для преодоления первой небольшой речки понтонерам пришлось соорудить переправу, поскольку моста не было. Столкновение произошло, как всегда, самым непредвиденным образом. Становилось очень жарко, и солдаты, не привыкшие к столь продолжительным переходам с полным комплектом снаряжения за спиной, в том числе противогазом, стремились несколько удлинить полуденный привал. Выходы под палящим солнцем сразу после полудня были медленными и беспорядочными. Когда в жаре раздались вой мин и пулеметные очереди, началась паника и давка. Партизаны, заняв глубоко эшелонированную оборону, сразу же вывели свою первую линию из-под ответного удара немцев. Несмотря на призывы Хайнца к сдержанности, комполка Линкман отдал приказ преследовать противника, и немецкая пехота напоролась на вторую линию обороны партизан. Русские снова отступили, не дожидаясь серьезного боя, и укрылись в безопасном месте, в то время как немецкая артиллерия посылала свои залпы, слишком запоздалые и в никуда.

Коммандос спокойно расположились в стороне. Как выразился Большой Мартин, «с идиотами можно схлопотать по шее ни за что».

Комполка Линкман вызвал Хайнца и Манфреда, согласившись перед лицом трагедии (его полк потерял двадцать пять человек убитыми и шестьдесят ранеными) спросить у них совета. Сохраняя, насколько возможно, спокойствие, Хайнц дал понять офицеру, что сейчас единственный выход состоит в том, чтобы продвигаться безостановочно вперед с целью войти в соприкосновение с партизанами, которые не успели скрыться. Войска левого и правого флангов следует уведомлять об этом продвижении так, чтобы не было разрыва в кольце окружения, необходимо также подтянуть, насколько возможно, танки и артиллерию.

Рекомендации Хайнца оправдались. В девять вечера коммандос — естественно, в авангарде войск — атаковали партизан. Бой был коротким. Хайнц управлял по радио огнем артиллерии, и немцы окружили и расстреляли практически в упор партизан, которые не успели выйти из боя.

Комполка весьма гордился успехом. Вечером — когда коммандос расположились под открытым небом — он продиктовал приказ на завтрашний день:

«В связи с усилением сопротивления, которое оказывают партизаны силам безопасности, становится очевидным, что полк вступил в зону, полностью контролируемую коммунистами. В соответствии с этим каждая деревня считается отныне мятежной и подлежит соответствующему обращению. Офицеры и унтер-офицеры получат необходимые распоряжения непосредственно».

Когда на завтрашнее утро возобновилось наступление, Хайнц с удивлением обнаружил, что коммандос передвигаются вместе с войсками: впереди не велось никакой разведки. Он сразу понял причину. Перед первой деревней артиллерия и тяжелое вооружение были выведены на огневые позиции и залпами боевых и зажигательных снарядов разрушали и поджигали дома. Что касается жителей, то, согласно расчетам комполка Линкмана, их не должно было существовать. Некоторые жители стали уходить до артобстрела, чего нельзя было предусмотреть, и их расстреливали за попытки к бегству.

Солдатам такие методы ведения войны нравились: в конце концов, работа выполнялась, и в этот день не было ни одного раненого, лишь одно растяжение связок на лодыжке.

Хайнц был взбешен.

— Тот или другой метод — мне все равно. В конце концов, это война… Но этот хмырь не отдает себе отчета в том, что мы теряем на этой фигне драгоценное время. Строго говоря, уничтожать дома и людей — пустая затея, потому что мы даем противнику время нащупать наши слабые места… И они аккуратно проскользнут между нами.

Манфред не ответил. Он думал о Жене. Думал также о том, что на войне действительно очень нелегко.

Ответный удар партизан не заставил себя долго ждать.

Продвижение бронемашин по дороге, пересекавшей реку, при выходе на мост было остановлено минометным огнем. Люди попрыгали с машины, чтобы залечь на обочине дороги. Она была заминирована: семеро погибших.

На отрезке в пять километров, который отделял Словны от Бродского, дорога была разворочена двенадцать раз. Роте понадобилось три часа, чтобы провести технику.

Телеграфисты занимались ремонтом на ходу, поскольку по мере продвижения войск телефонные линии оказывались перерезанными. Один солдат подошел к столбу, чтобы вскарабкаться на него, и все, кто его сопровождали, подорвались на мине.

Солдаты нервничали, стреляли на малейший подозрительный шум.

Усталость немцев, отсутствие достаточного сна и безопасности предоставляли партизанам большие возможности вырваться из окружения.

На одиннадцатый день показалась опушка леса урочища Любки. Комполка Линкман сомкнул ряды наступающих немцев и приказал коммандос разведать подступы. Хайнц предложил дождаться ночи, но его доводы не убедили комполка.