Венеция – это рыба. Новый путеводитель - Тициано Скарпа
Итальянский язык, как и многие другие европейские языки, в основе своей средневековый. Он по сей день использует слова и грамматику, созданные для жизнедеятельности общества ремесленников, земледельцев и купцов. Тем временем появились самолеты, пластик, электроника и субатомная физика, но наш язык остался примерно таким же. Совершенно новые ситуации заставляют его выражать неслыханные вещи, тянут его во все стороны. Иногда он рвется и должен использовать иностранные термины, в основном английские. Но в конечном счете он проявил гибкость и смог приспособиться к современности. Венеция не столь податлива: улицы, мосты и каналы – как устаревшая лексика, обызвествленный синтаксис, мертвый язык, вынужденный иметь дело с тем, что происходит сейчас. Если частный переезд в Венеции – это подвиг, можете представить себе, что значит доставить в город театральные декорации, внушительных размеров произведение искусства, концертную сцену, карусели. Или целый мост, как это было с мостом Конституции в 2007 году. Его металлоконструкцию разделили на три пролета, два по восемьдесят пять тонн и один – двести пятьдесят. Мост прошел на баржах весь путь по Большому каналу. Он проплыл под арками мостов Академия, Риальто и Скальци. Чтобы соединиться с тремя знаменитыми венецианскими мостами, он должен был получить их благословение.
Если ты оказалась в Венеции в плохую погоду, не жалей об этом. Один слепой писатель говорил, что для него хороший день – это ветреный и дождливый день. Слышно, как шуршат деревья, сворачивая воздух кульком. Плотные потоки воды, соприкасаясь с предметами, позволяют судить о формах города. Тут должен возвышаться палаццо, там – раскрыт барный тент.
В Венеции одно и то же облако выливает ушаты воды на кампо и выпускает всего несколько диагональных струй, попадая точно в цель узеньких калле. Капли неожиданно истончаются, однако этот водосток бурлит. Соседний канал заполняется маленькими кругами, словно миллион рыбаков одновременно закинули в него удочки.
Ты слушаешь, как реденький дождь крапит гладкую поверхность каналов, ты наблюдаешь за ним. Вода благосклонна, она заставляет каждую каплю поверить в то, что та попала в цель и тут же венчает ее мишенью из расходящихся концентрических кругов. Вода жульничает: она выставляет мишень лишь тогда, когда дело сделано. Каждая капля, оказавшаяся в канале, теряет свою индивидуальность. Тогда водная масса утешает ее, заставляя поверить в то, что она совершила подвиг: «Молодчина! Сиганув с такой высоты, ты попала точно в цель».
Когда смотришь, как дождь поливает каналы Венеции и видишь, как каждая отдельная капля попадает в самое яблочко всех этих мишеней, у тебя возникает иллюзия, будто ты живешь в идеальном мире. Бытие тщательно скомпоновано. Необходимость умеет мгновенно сымпровизировать свою мизансцену. Мало того чтобы все происходило как надо, необходимо, чтобы каждая отдельно взятая вещь была счастлива произойти. Поэтому вокруг нее должно устроить ликование, церемонию совершенства – мнимую цель, поражаемую без промаха.
Ты представляешь себе перекошенный мир; капли дождя попадают в третий или четвертый круг воды и промахиваются по нужной цели.
Немного поупражнявшись, ты сможешь воспринимать на слух неосязаемый дождь, услышишь легкое облачко, звон капелек у самой земли. Научишься слушать туман.
Чтобы доказать, что они уже не сосунки, венецианские дети должны уметь делать несколько вещей: заводить мотор лодки, швартовать ее и нести зонтик. В узких калле, когда навстречу тебе идет человек с раскрытым зонтом, нужно умело обращаться со своим, чтобы не задеть друг друга: поднять зонт, наклонить или молниеносно закрыть и после мгновенно открыть. Сближаясь, соперники завязывают дуэль вежливости, поединок зонтикового этикета. Иные невежды прут напролом и тычут тебе острием в глаз.
Стук твоих каблучков на ночных калле – это пунктуация твоего одиночества.
Колокольный звон отмеряет твой день, опорожняя его по ведрышку каждые полчаса. В полночь с кампанилы Сан-Марко гулко звучит отец всех колоколов – марангон[57]. Он призывает к тишине.
Есть города с ярко выраженным температурным перепадом: днем очень жарко, ночью очень холодно. Венеция отличается значительным акустическим перепадом: днем тысячи людей, ночью пустыня. В темных калле, на призрачных кампо так и подмывает сначала напевать, потом петь, потом кричать во все горло. Голос разносится, застывает, принимает форму пустого пространства, безлюдного объема. Он становится зычным, напористым, заставляет почувствовать себя всемогущим, пока кто-нибудь не запустит в тебя сверху полиэтиленовым пакетом с холодной водой.
Рот
Что дает больше калорий для начала дня: капучино, бриошь или пейзаж? Ты спала в отдельной комнате и заскучала по миру; нужно пополнить его запасы. Сходи позавтракать на Дзаттере, южную риву города. Или напротив – на риву Джудекки, по ту сторону канала. Или просто в кондитерскую, под открытым небом, вдоль каналов или на кампьелло. На Дзаттере вернешься днем, позагорать и съесть мороженое. Джандуйотто[58] вроде бы туринское кушанье, но едят его в Венеции за милую душу. Это плитка шоколадно-орехового мороженого, «утопленного» в бокале взбитых сливок.
Однако главное блюдо Венеции вовсе не сладкое. Если хочешь изведать ее характер, ты должна заглянуть в бáкаро[59], такую венецианскую харчевню.
Самая высокая концентрация бáкаро на улочках близ рынка Риальто, вокруг Санта-Маргериты и вдоль фондамента делла Мизерикордия в Каннареджо. Не буду перечислять их названия; в этой книге я не упомяну ни одной гостиницы, ни одного ресторана, бара или магазина. Отчасти по соображениям беспристрастности, отчасти потому, что венецианцы ревностно хранят свои тайны и особо следят за тем, чтобы не распространяться о тех немногих местах, до которых еще не добрались туристы. Так что считай это вызовом, игрой в поиски сокровищ.
Хочешь распробовать Венецию? Научись смаковать и венецианский алфавит, закручивать звуки рулетиком на языке, пережевывать местное наречие. Одно венецианское словечко ты уже используешь через слово: «чао»[60]. Ciao – это сокращенное от венецианского s’ciavo[61], то есть schiavo vostro[62] – «ваш покорный слуга». Заметь попутно, что итальянский западает на звуковой смычке согласных s – «эссэ» и c – «чи». Вот и приходится писать это s’ciavo с апострофом. Не знаю, как ты, но я вечно
