Лада Акимова - Загадочная Шмыга

А может, она просто-напросто иначе взглянула на мужчину, который несколько лет назад назвал ее «своим парнем». Хотя… Первым все-таки начал он. Еще в Москве. Это уже сегодня, спустя столько лет совместной жизни, она именно так и может сказать.

В 1976 году перед любой зарубежной поездкой — будь то творческая командировка, гастроли, а уж тем более туристическая — выезжающие проходили обязательный инструктаж: что можно делать, а что категорически запрещается за рубежами нашей необъятной Родины. А уж тем более если выезд был в капиталистическую страну.

На собрании он оказался рядом с ней, посидев немного, дотронулся до ее плеча и тихо шепнул на ухо: «Танечка! Я незаметно исчезну, а вечером вам позвоню, узнаю, что и как». Она кивнула.

А вечером в ее квартире раздался звонок.

— Танечка! — на том конце она услышала голос Кремера. — Что интересного я пропустил?

— Ничего особенного, — еле сдерживая улыбку, ответила она. — Вылетаем из Шереметьева, в аэропорт поедем на автобусе. Сбор на площади Революции.

— Тогда до завтра, Танечка!

— До завтра, Анатолий Львович!

Так уж «исторически» сложилось, что Кремер называл ее Танечкой, она его исключительно — Анатолий Львович. И оба на «вы».

Он пришел к ним в театр в 1962 году ассистентом дирижера. Пожалуй, это был самый расцвет Московского театра оперетты. Главным режиссером был Владимир Канделаки — феноменально музыкальный, его стихией была именно музыка, поэтому он, как никто другой, любил и умел «ставить музыку». Главный балетмейстер — Галина Шаховская. Если кто-то из балетных поднимал ногу на пять сантиметров ниже положенного, она устраивала такую выволочку, что желание схалтурить отбивалось всерьез и очень надолго. Художником по костюмам была знаменитая Риза Вейсенберг — она могла окинуть хористов одним только взглядом и при этом устроить разнос. «Что за халы на голове?!» Следила за всем будь здоров, не дай бог было что-нибудь свое прицепить на костюм. Моментально замечала и ругала.

А правил бал Григорий Арнольдович Столяров. Он принял приглашение Канделаки стать главным дирижером в 1954 году. С Владимиром Аркадьевичем они вместе работали в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, где Столяров дирижировал операми. Выступал Столяров и с симфоническими оркестрами. И при этом всегда любил оперетту, хотя вплотную никогда не занимался ею. Оперетта не была для него «легким жанром», он относился к ней как к самостоятельному виду искусства. Он говорил, что в оперетте «нужно петь не хуже, чем в опере, играть не хуже, чем в драме, танцевать не хуже, чем в балете, а оркестр должен звучать столь же богато и ярко, как симфонический».

И при нем оркестр Московского театра оперетты зазвучал. Строгим был Столяров не только по отношению к своим оркестрантам, но и к хору и к актерам. О том, чтобы прийти к нему на урок, на репетицию, не распевшись или не выучив свою партию, — о таком и подумать было нельзя.

Ведь то, что тебя видит в данной роли режиссер, это конечно же хорошо, но далеко еще не все. Важно, чтобы тебя увидел дирижер. Мало того, что увидел, надо еще, чтобы он захотел с тобой работать. Таких дирижеров в те времена было немного — в Большом над всем царил Александр Шамильевич Мелик-Пашаев, в Музыкальном имени Станиславского и Немировича-Данченко — Самуил Абрамович Самосуд, в оперетте — Столяров.

В последние годы он уже очень тяжело болел, перенес операцию на ногах. Но все равно стоял за пультом, а ведь долго стоять ему было категорически нельзя.

Так уж принято «на театре», что дирижера называют исключительно по имени-отчеству — и неважно, сколько ему на тот момент лет. И непременно на «вы».

С Кремером она репетировала Адель в новой редакции постановки «Летучая мышь». Так что до той поездки в Париж они были знакомы друг с другом много лет.

Что случилось в то утро, когда все они встретились на площади Революции в ожидании автобуса? То ли день смешался с ночью, то ли рухнул построенный замок из песка.

Он сел в автобусе позади нее и Натальи Столяровой. И понеслось — шутки и остроты сыпались из него словно из рога изобилия. Анекдоты перемежались с забавными случаями из жизни. Хохот не смолкал до самого аэропорта. А в самолете все по новой… От смеха сводило скулы.

И вдруг она поймала себя на мысли, что уже давно ей не было настолько легко и свободно. Да, она привыкла совершенно к иному обращению. Для знакомых мужчин (кроме конечно же друзей дома) она в первую очередь известная актриса. И обращаются к ней не иначе как Татьяна Ивановна. Профессия накладывает определенный отпечаток, что уж тут скрывать, букеты и комплименты после спектакля — непременный атрибут ее творческой жизни. У поклонников своя иерархия, но все мужчины без исключения, хоть и ходили за ней толпами, прекрасно знали, что она никогда не позволит перейти грань дозволенного даже в комплименте. Тем более слишком бурные восторги по поводу собственной персоны она пресекала тут же, на корню. Она — истинная женщина, а таким не свойственно строить глазки и флиртовать направо и налево. И когда ей признавались в любви, она все сводила к шутке, а если поклонник не понимал, тут же возводила между собой и ним непреодолимый барьер.

Ей 48 лет, двадцать из них она жена Владимира Канделаки. У нее безупречная репутация. Да, она актриса Театра оперетты, но это ее профессия, флирт, кокетство — это на сцене, а в повседневной жизни — взгляды на отношения мужчины и женщины сродни пуританским. Так уж ее воспитали в детстве, и за это она благодарна своим родителям.

Никто не посмеет бросить камень. И в первую очередь она сама. А это гораздо важнее всех сплетен и слухов… Хотя слухи ползали не только по Москве, но и далеко за ее пределами.

Кто-то из ее поклонниц начал распространять сплетню про нее и космонавта Германа Титова. Без всяких на то оснований. А все началось с фотографии. После спектакля она, даже не подозревая, во что это может вылиться, сфотографировалась с Титовым. Фотография была скорее любительской, хотя и сделал ее профессиональный фотограф — муж одной из актрис театра. Но ее не предполагали публиковать ни в газете, ни в журнале. С этого все и началось. А поскольку в те времена еще, слава богу, не было такого понятия, как «желтая пресса», так называемыми папарацци с удовольствием работали некоторые поклонники. Они же все и всегда знали. А что не знали, очень любили придумывать. И сообщать друг другу. Кто больше знает про своего кумира? Сплетня о ее романе с космонавтом номер два мгновенно облетела сначала Москву, а потом вышла за пределы не только города, но и страны. Она, никогда не собиравшая сплетни, поначалу и понятия не имела о том, что про нее говорят. И вдруг стала замечать, что, куда бы она ни зашла — будь то магазин или сберкасса, — мгновенно начиналось шушуканье «Шмыга — Титов. Шмыга — Титов». Договорились до того, что правительство не разрешило Титову развестись и жениться на Шмыге. Это был какой-то ужас. На пустом месте выдумали что-то невероятное. Все это продолжалось на протяжении двух лет и в конце концов настолько им надоело, что однажды, буквально столкнувшись на лестнице — она поднималась, а он спускался, — они даже не поздоровались!