Николай Пирогов. Страницы жизни великого хирурга - Алексей Сергеевич Киселев
Ларрей был участником всех Наполеоновских войн. Вместе с Наполеоном он проделал весь путь до Москвы и обратно, был свидетелем гибели «великой армии». В знаменитой битве при Ватерлоо, в 1815 г., Ларрей получил ранение и попал в плен, был приговорен к расстрелу, но по ходатайству немецкого фельдмаршала Блюхера освобожден. Ларрей систематически проводил свою идею приближения хирургической помощи непосредственно к полю боя. С этой целью он организовал подвижные амбулатории (амбулансы) и ввел раннюю ампутацию на поле боя, считая, что чем раньше будет оказана помощь раненым, тем меньше будет осложнений и кровопотери. Вспоминая Бородинскую битву, он сообщил Пирогову, что в первую же ночь после боя сделал двести ампутаций.
На прощание Ларрей обнял Пирогова. Великий военный хирург благословил молодого профессора на большие дела. На всю жизнь Н. И. Пирогов запомнил эту встречу [74].
* * *
В Дерптском университете Пирогов проработал в качестве профессора хирургии в течение пяти лет – с 1836 по 1840 г. За это время он издал: «Хирургическую анатомию артериальных стволов и фасций» (на латинском и немецком); два тома клинических «Анналов» (на немецком); монографию о пластике ахиллесова сухожилия (на немецком). Кроме того, были произведены многочисленные экспериментальные исследования над животными, сделанные как самим Пироговым, так и его учениками, которые легли в основу нескольких диссертаций, сделанных под его руководством. Объем работы, проделанной Пироговым, говорит о его необыкновенной энергии и трудоспособности.
За время своей пятилетней работы в Дерптском университете Николай Иванович получил большой личный опыт преподавания, в проведении научных исследований и хирургической деятельности. Он стал чувствовать себя способным для решения гораздо больших задач, чем это может позволить ему такое небольшое учреждение, каким является Дерптский университет, где его маленькая кафедра хирургии имела чуть больше 20 коек. Каких-либо реальных возможностей для перемены своей жизни Пирогов не видел.
Однако судьба готовила его для великих дел, и время, когда он получит возможность их совершать, между тем приближалось… Но сейчас его ожидал очередной отпуск.
* * *
Пирогов ежегодно проводил каникулярное время в Ревеле (Таллине). Он очень любил эти летние поездки к морю и морские купания, которые повторялись на протяжении многих лет. Как он сам вспоминал, «мои летние экспедиции в Ревель продолжались и тогда, когда я переехал из Дерпта в Петербург. Я любил Ревель; в нем и после Дерпта, и после Петербурга я отдыхал и телом и душой». Почти 30 лет, не пропуская ни одного года, он купался в море, прежде это было Балтийское, потом Черное и, наконец, Средиземное, но самым любимым оставалось Ревельское взморье на Балтике. Там он не только купался, но и совершал длительные пешие прогулки.
Николай Иванович вспоминал, что между отдыхающими он считался знатоком по части ревельских прогулок, и действительно, исходил пешком все ближние окрестности и знал все сколько-нибудь живописные места. После такого активного отдыха – морских купаний и продолжительных пеших прогулок – он всегда возвращался к своей напряженной работе (другой он не знал) окрепшим и поздоровевшим.
И его можно понять. Действительно, Ревель и его побережье издавна славились лесопарками и скверами, идеальными для пеших прогулок. Самым знаменитым парком Ревельского взморья всегда считался Кадриорг, с его живописными соснами и огромными валунами, пришельцами из ледникового периода. Всегда очень приятно гулять по этому парку, смоляной воздух которого напоен ароматом моря. Там раздается пение птиц и безбоязненно бегают шустрые, доверчивые к людям белки. Этот великолепный парк был создан по велению Петра I, когда было начато строительство дворца для царской семьи. Со временем в парке будет установлен памятник основоположнику эстонской литературы доктору Ф. Р. Крейцвальду, с которым Пирогов был хорошо знаком по Дерптскому университету. Здесь, на берегу моря, появится и знаменитый памятник затонувшему русскому броненосному кораблю «Русалка» талантливого эстонского скульптора Амандуса Адамсона, автора еще более известного памятника кораблям Черноморского флота, затопленным во время Севастопольской эпопеи, с которой навсегда будет связано имя Пирогова.
Несомненно, Николай Иванович, любивший длительные прогулки, не мог не посещать и протекающую недалеко от Кадриорга живописную приморскую речушку Пириту, на берегу которой сохранились романтические стены старинного монастыря святой Бригитты. За мощи этой святой Петр I смог обменять у Папы Римского, большого любителя древнего искусства, найденную в римской земле прекрасную мраморную скульптуру, изваянную еще во II веке нашей эры и ныне известную как Венера Таврическая[24].
Там, во время этих вакаций, Николай Иванович имел немало интересных знакомств и курьезных наблюдений. И некоторыми он решил поделиться с читателями своего «Дневника». Так, графиня Растопчина изумляла всех отдыхающих своей привычкой жевать бумагу. Перед ней на столе всегда ставилась коробка с длинными полосками тонкой почтовой бумаги, и графиня, никем и ничем не стесняемая, постоянно несла одну бумажку в рот вслед за другой.
Интересной историей поделился с Пироговым его московский знакомый, профессор римского права Н. И. Крылов, исполнявший роль цензора. Однажды по поводу своей цензурной промашки он был вызван в Петербург к шефу жандармов графу Орлову. Сопровождал его к графу известный представитель жандармского корпуса генерал Л. В. Дубельт. Проезжая в ненастную погоду мимо монумента Петра I, этот высокопоставленный жандарм, закутавшись в шинель, позволил себе сомнительную шутку: «Вот кого надо было высечь, так это Петра Великого, за его глупую выходку: Петербург построить на болоте». Профессор Крылов счел за благо для себя не поддержать этот, вероятно, провокационный жандармский пассаж[25].
Крылов приехал в Ревель посмотреть на знаменитый северный морской курорт. Встретив там Пирогова, прогуливавшегося по парку вместе со своим товарищем доктором Эренбушем, он предложил им вместе искупаться, спросив при этом, какая вода в море. Пирогов с Эренбушем решили пошутить и сказали, что вода теплая. Бросившись в море первым, Крылов, трясясь от холода, стал кричать им дрожащим голосом: «Подлецы немцы!» «Мы, – вспоминает Пирогов, – хохотали до упаду». Казалось бы, шутка, но она, имея сомнительный подтекст, так запомнилась Николаю Ивановичу, что уже на склоне лет он очень тонко замечает: «Это было так по-русски, и именно по-московски: “немцы подлецы” – зачем вода холодная! – немцы подлецы, жиды подлецы, все подлецы, потому что я глупее, потому что я неосторожен и легковерен»[26]. Наверно, это замечание Пирогова, обратившего внимание на то, что теперь называется ксенофобией, не потеряло актуальности и в наше время…
Тогда же Пирогов познакомился с художником Федором Антоновичем
