Йохан Бреннеке - Немецкие субмарины в бою. Воспоминания участников боевых действий. 1939-1945

Эсминец „Уокер“ взял нас всех на борт. Там я узнал, что эсминец группы „Вэнок“ действительно за несколько минут до этого протаранил и потопил подводную лодку „U-100“ (Шепке). Самого Шепке постиг трагический конец. Его лодка была в надводном положении и неуправляема, когда эсминец протаранил ее. Шепке раздавило носом эсминца, так как удар пришелся между мостиком и перископом, где он и находился.

На борту „Уокера“ к нам относились превосходно. К моему изумлению, мне предоставили каюту командира. Вечером меня ждал новый сюрприз: в салон командира один за другим для встречи со мной стали приходить капитаны судов, которые мы потопили. И этим просоленным морским волкам, великим морякам и большим людям, отвели для сна общий салон, в то время как мне, немцу и врагу, предоставили каюту.

Британские капитаны вели себя с нами великолепно. Для них мы были моряками — жертвами кораблекрушения. В христианском морском духе, в котором они выросли, состарились и поседели, они делились с нами табаком и сигаретами, дружески заботились, чтобы я не знал ни в чем недостатка. Вечером, чтобы избегать разговоров, без которых мужчины вполне могут обойтись, мы играли в бридж. Пару партий сыграл с нами и корабельный врач.

Нас высадили на берег в Ливерпуле, потом отвезли в прелестный загородный дом под Лондоном. Этот маленький рай был организован отнюдь не для нашего удовольствия. По существу, это был один из лагерей предварительного допроса. В комнатах, где мы и нам подобные считали, что находимся в одиночестве, были установлены микрофоны, и каждое произнесенное слово записывалось на пленку и изучалось.

Однажды ко мне пришел британский офицер и пригласил сопровождать его к командующему службой борьбы с подводными лодками.

Возникли трудности с подысканием для меня подходящего цивильного костюма для встречи с капитаном 1-го ранга Гризи (в тогдашнем его звании). Наконец на офицерском складе нашли кое-что подходящее, за исключением пары ботинок, которые подошли бы на мою ногу. Но и эта проблема решилась. Один офицер из группы, работавшей с нами, лейтенант флота, вскочил, встал рядом со мной и сравнил наши ступни. Видя, что они примерно одного размера, он сбросил ботинки и предложил их мне. Ботинки подошли идеально.

По дороге сопровождавший меня лейтенант рассказал мне, что поначалу капитан 1-го ранга Гризи намеревался принять меня официально в адмиралтействе, однако потом поменял этот вариант на „частное“ приглашение в свою штаб-квартиру, занимавшую целый этаж. Лейтенант заговорил о Прине.

Лейтенант, очевидно, уже разговаривал до этого с офицерами с эсминца „Вулверин“ („Росомаха“), потопившего „U-47“, или, по крайней мере, читал отчет об операции. По его словам, лодка была обнаружена рядом с конвоем и забросана глубинными бомбами. Правда, после проведения второй серии бомбардировок не было никаких признаков поражения. Но вскоре после этого поверхность моря была потревожена страшным взрывом, сопровождаемым оранжевой вспышкой. Не нашли ничего — ни дощечки, ни облицовки корпуса, ни нефтяных пятен. Но „Asdic“ уже ничего не показывал.

Рассказывая, мой сопровождающий краем глаза посматривал на меня, желая увидеть мою реакцию.

Единственное, что сказал я, — что этот последующий взрыв кажется мне необычным и оранжевый цвет взрыва — тоже.

Прием у директора службы противолодочной войны можно описать почти как встречу старых друзей, она прошла отнюдь не в формальных рамках…

Мы говорили на общие, внешне безобидные темы, но, как сказал мне после войны адмирал сэр Джордж Гризи, в беседу вкралось несколько прощупывающих вопросов насчет Дёница. Потом я услышал точный отчет о всех моих операциях в Атлантике.

Все, что он сказал, было верно, у меня даже мурашки пробежали по коже, и я с трудом сохранил спокойствие, сказав с вежливой улыбкой:

— Действительно, очень интересно.

— Интересно?

— Конечно, вы не ожидаете, что я буду вносить уточнения. Многое здесь неверно. Но людям свойственно ошибаться.

— Конечно, мой дорогой Кречмер, конечно, это так. Я не собираюсь выведывать у вас секреты. Все, чего я хотел, так это лично познакомиться с одним из самых известных германских командиров-подводников. Просто хотел посмотреть, что это за офицеры и люди, которые противостоят нам. Я могу только высказать свои поздравления и выразить восхищение вашими подвигами, капитан Кречмер. Вы знаете, мы не можем понять, как вашим ребятам удается оставаться в надводном положении даже в скверную погоду… — Капитан 1-го ранга Гризи сделал паузу. — Причем вы можете атаковать и топить суда при погоде, при которой любой моряк думает только о том, как кораблю выстоять в шторм.

Что я мог ответить? Я вышел из положения, задав вопрос в свою очередь:

— Но ваши командиры подводных лодок тоже первоклассные моряки, моряки до мозга костей. Вы действительно находите это странным, что мы выходим в море в плохую погоду? Ваши ребята тоже не погружаются, когда преследуют цель…

— Ошибаетесь. Еще как погружаются, когда такая погода, какая была на протяжении этих последних нескольких недель.

Гризи просто не мог понять, как вообще можно брать пеленги с мостика подводной лодки, которую швыряет во все стороны. Его удивление было неподдельным и искренним».

А что случилось с «U-70» после первых интенсивных ударов по ней, во время которых подводная лодка была сильно повреждена?

О последних часах «U-70» ее командир, теперь доктор Йоахим Матц, пишет следующее:

«Тем временем мы сели с механиком и стали думать, сколько сможем продержаться под водой. Вывод получился не слишком обнадеживающим.

Если все пойдет хорошо, то мы сможем продержаться до второй половины дня. Больше батареи не выдержат. Мы израсходовали слишком много электроэнергии на вынужденные всплытия. Но, как обычно, техники осторожничают в оценках и оставляют за душой немножко. Так что мне показалось, что мы продержимся до вечера. Уходить в подводном положении было бессмысленным занятием.

И сжатого воздуха у нас было тоже мало, мы израсходовали его слишком много во время неоднократных всплытий, а времени набирать воздуха у нас не было.

И на глубине около 90 метров мы стали ждать новой порции глубинных бомб. Опыт научил нас, что на этой глубине мы были в относительной безопасности. Но надо было иметь терпение, много терпения, а потом — еще больше терпения.

Инициативой теперь владели британцы, которые могли преспокойно сидеть там наверху и каждые полчаса или около того сбрасывать порции глубинных бомб.

В лодке все было спокойно. Не занятые на вахте лежали в койках и ждали. В каждой важной точке находился вахтенный. В центральном посту старина Герхард Валь не спускал глаз с глубиномера. Лодка устойчиво держалась на глубине 90 метров, легкое движение горизонтальных рулей помогало ей в этом. Жужжание винтов было столь слабым, что его вряд ли удалось бы услышать. Они давали нам скорость хода между одним и двумя узлами. Гирокомпас перед рулевым еле шевелился, и рулевому было легко держать курс. Только старшина-радист на гидрофонах находился в постоянном напряжении, чтобы вовремя успеть предупредить об очередном приближении противника.