Владимир Лучанинов - Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции

«Если ты меня покрестишь, я не буду таким плохим»

Мы с сестрами в нашем небольшом и красивом Иверском монастыре в Марткопи жили хоть и скромно, но спокойно и уютно. Был 1995 год, мы построили церковь, наладили устав и быт. Будем с сестрами вышивать, думалось мне, огород разобьем… Только я немного расслабилась и привыкла, как узнала, что меня назначили настоятельницей Преображенского монастыря в Тбилиси. Я плакала три дня, это уже был не тот период, когда все давалось легко.

После гражданской войны все кругом было разрушено, государства с его институтами, можно сказать, тогда вообще не существовало, много детей осталось на улице. И Святейший наказал, чтобы Преображенский монастырь стал монастырем милостыни, благословил принимать всех, а особенно детей.

Храм был разрушен, дом тоже, люди голодали, продуктов не было. Мы стали принимать всех, детей селили прямо на балконе. Мы приводили их с улицы в монастырь, а они продолжали жить по законам беспризорного мира и делились на две категории: на тех, кто крадет, и на тех, кто попрошайничает на улицах. В общем, целая система, в которую нам пришлось вникать. А ненужные добытые вещи они бросали прямо вниз, на живописный склон. Соседи по улице меня упрекали: «Это место было похожим на рай, а теперь превратилось в ад».

Дети вели себя ужасно, вместе с ними жили и пожилые бездомные люди, и дети мучили этих старушек, в прямом смысле. Мы с сестрами ничего не могли с этим поделать! Помню, один мальчик был совершенно невыносимый, мы его выгоняли, а он снова возвращался. Потом он сказал мне: «Знаешь что? Если ты меня покрестишь, я больше не буду таким плохим». И я поняла, что он говорит серьезно. Мы совершили крещение, он, правда, не поумнел, но плохим точно больше уже не был.

Позже к нам на помощь пришли молодые люди, студенты, появилась мужская рука, и ситуация изменилась. Студентов побаивались и слушались, а нас любили, но не слушались совершенно. Так что более или менее все пришло в норму. Мы не имели никакого опыта, поэтому, наверное, допускали множество ошибок. Но все равно этот период был светлым и радостным, потому что, несмотря на все безобразия, эти дети излучали любовь.

Молодые люди выезжали с этими мальчишками за город, ходили в походы. И в дальнейшем мы решили перенести наш детский дом за город.

Жили у нас и алкоголики. У меня в келье всегда хранились сигареты и водка, чтобы понемногу им выдавать, потому что без этого они уже просто не могли.

Ну, конечно, со временем все это прекратилось, государство начало функционировать, а мы – налаживать естественную монастырскую жизнь, но направленность сохранили: мы создали при монастыре школу сестер милосердия и небольшой хоспис. Девушки, проходящие обучение, ухаживают за онкологическими больными в городе, а тех, кому требуется ежедневная помощь, мы перевозим в наш хоспис.

«Музыка играет очень громко, но мы привыкли»

Могу рассказать о том, как сейчас устроена наша жизнь. Наш монастырь находится в центре города, летом бывает очень шумно, музыка играет громко, иногда всю ночь невозможно спать. Но мы привыкли. Как раз к пяти утра, когда нужно вставать на молитву, становится более или менее тихо. В пять утра начинается полунощница, потом заутреня. К монастырю приписаны два священника, литургия совершается в субботу, в воскресенье, в дни памяти чтимых святых и на праздники.

Нас семнадцать насельниц, и сейчас каждая из нас причащается по мере своего желания, кто-то из сестер за каждой литургией, кто-то реже.

В одиннадцать утра мы завтракаем, а с одиннадцати до пяти выполняем свои послушания, каждая сестра свое – участвуем в курсах сестер милосердия, убираем церковь, корпуса и территорию, делаем свечи, печем просфоры, за садом ухаживаем, вышиваем. В пять у нас обед, в семь повечерие и вечерня, а вечером после службы – свободное время.

Я стараюсь без острой надобности не покидать монастырь и поэтому контактирую в основном с теми, кто ходит в церковь или хотя бы имеет такое желание. Я, конечно, переживаю за молодых, потому что сегодня слишком много возможностей и искушений. Как они смогут все это преодолеть, я просто не знаю. Мне их жалко. Но все же верю в их победу – Господь помог нам, поможет и им.

Монашеская жизнь – это очень серьезная духовная ответственность. Нужно стараться не только самой жить так, чтобы монашество не сделалось лишь уставом и внешней одеждой, но и сестрам помочь это осознать. Но главная проблема – это личные грехи. Я чувствую: если я неправильно начинаю себя вести, то и в монастыре среди сестер это обязательно начинает отражаться и выходить наружу. Поэтому расслабляться нельзя.

Недавно я случайно услышала интервью одного английского певца. Его спросили:

– Вы часто даете концерты; не устаете ли от того, что приходится петь одно и то же?

– Я ужасно устаю, но перед каждым концертом, – ответил он, – я вспоминаю, что я люблю петь, и стараюсь зажечь сердце любовью к старым песням, потому что они звучат только тогда, когда ты вкладываешь в них душу.

Это замечательные слова, ведь если над собой не работать и не оживлять в себе любовь к тому, что делаешь, неизбежно придет равнодушие.

Я говорила о периоде счастливого церковного «детства», а сейчас, наверное, я переживаю «переходный возраст». Ощущаю острую необходимость переоценить все, обновить свою веру. Я, как перед приходом в Церковь, словно ощущаю какую-то пустоту. После той пустоты я встретила Бога, и Он до краев наполнил мою жизнь смыслом и радостью. Верю, что Он и сейчас сделает это.

Все, наверное, призваны через это пройти. Приходит понимание, что в старой схеме, которую ты считал единственно возможной, сделать ничего уже нельзя, но и принять новое ты еще не готов. Но это новое обязательно придет само. Просто не следует терять мужества, потому что подобное происходило с людьми и раньше. Возникает как будто стена, ты ничего не можешь сделать, твоих сил и представлений уже не хватает, чтобы преодолеть ее. Тогда нужно осознать это и смириться, чтобы Господь Сам перенес тебя и ввел в то новое, что ожидает тебя за этой стеной.

«Русские и грузинские святые надеются на то, что мы образумимся»

Серафим (Джоджуа),

митрополит Боржомский и Бакурианский

Одно из главных моих грузинских откровений-это естественная христианская простота. Не только священники, но и епископы здесь вполне открыты и доступны. Например, зайдя в кафе, можно увидеть священнослужителя или монаха в компании друзей или родственников. И надо отметить, это никого не удивляет. Вообще, «люди в черном» встречаются здесь достаточно часто. Пастырь в Грузии-это безусловный духовный авторитет, не имеющий потребности отделять себя от паствы искусственным пиететом. Те из них, с которыми довелось пообщаться, все как один были людьми открытыми, но митрополит Серафим оказался в общении не просто открытым, – в нем светилось нечто патериковое, но при этом веселое и детское.