Триптих откровения - Юрий Андреевич Бацуев
Нравится мне приходить сюда, в нашу церковь. Никто не пристаёт к тебе (не то, что разного рода сектанты) и не побуждает совершать обряды, к которым ты ещё не готов, не вполне созрел. Здесь ты, если хочешь, можешь посещать службу, а то и просто постоять перед алтарём или поставить свечку у иконы. Тишина и доброжелательность окружающих навевают покой и благодать, поэтому из храма выходишь всегда умиротворённый.
Перед тем, как зайти в храм и помолиться, я посетил церковную лавку, и обратился к служительнице с вопросом, не могла бы она мне указать, в каком евангелии сказано о блуднице, которую должны были закидать камнями фарисеи. Заглянув в электронный планшет, она тотчас удовлетворила мою просьбу, и я аккуратно записал в свой блокнот следующее:
Иисус, фарисеи и блудница
(Новый Завет, от Иоанна, глава 8)
Ст.4 — 11
4. Сказали ему: Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии;
5. А Моисей в законе исповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь?
7. Он восклонившись сказал: кто из вас без греха, первый брось на неё камень.
9. Они же, услышавши то и будучи обличены совестью, стали уходить один за другим…
11. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши.
Он и Она
Игорь, припав к Лине, сидевшей на диване, обнял её и начал говорить: — Лина, любимая моя, даже если бы тебя изнасиловали десять подонков, я не придал бы значения этому и ласкал тебя так, как сейчас это делаю. Наверное, так любил Иисус Марию Магдалину, к тому же я уверен, что за сорок лет своего воздержания, ты очистилась от этого срама совершенно. И я готов (да о чём я говорю?), ведь я уже тебя ласкаю всю-всю нежно и вожделенно. Ласкаю без всякого, даже тайного, внутреннего сожаления и раскаяния. Напротив, я готов проникнуть в тебя или вселить тебя в себя, соединиться с тобой всем телом и всей кровью своей. Я никого так искренне не целовал: ни жён, ни любовниц. Я радуюсь тому, что происходит со мной, и поражаюсь, что мне выпало такое счастье — любить тебя самозабвенно, и вопреки всему. Думается мне, что вот при таком-то взаимном обожании и должны люди жить парами.
Она: — Да откуда же ты взялся, родной мой, и за что мне радость такая?
Из записей Игоря Юльевича:
«Лина лежала на правом боку, а я на левом: мы были лицом к лицу. Её одна нога была снизу, а другая на мне. Я поглаживал её. Мы целовались. Уста наши то и дело соприкасались. Мы буквально всасывались друг в друга. Передыхая, я целовал её щёки, которые порозовели. Её голова лежала на моей левой руке, а правой я прижимал к себе её спину и талию. Иногда я высвобождался из объятий, привставал и, склоняясь, целовал её бёдра изнутри от колен и выше к смежению ног. Порой язык мой входил во внутреннюю промежность, ощущая влажную нежность сокровенности. «Игорёнок, — шептала она, — это необязательно». — Тебе что, стыдно? — вопрошал я. — Нет, не стыдно, милый мой, мне с тобой ничего не стыдно. Просто тебе это может быть неприятно.
А я ласкал её, произнося стихи:
Как хорошо безудержно пылать,
Забыв самоконтроль и пульс сердцебиения:
Смеяться, петь, печалиться, рыдать
В святом наплыве откровения.
Приподнимался и, приближаясь к её губам, заключал:
С любимой только
Можно так пылать!
— Родной ты мой, нет больше таких, как ты — нежных, ласковых, отзывчивых. Ты счастье моё, нежданное-негаданное, — отвечала она, целуя мои губы, лицо, руки.
А я продолжал в ударе:
Кто ты? — Ты всё в одном лице:
Невеста, дочь моя, сестра и мама…
Моя любовь к тебе быть может травмой
Для близких и родных, как пуля во свинце.
«Спасибо тебе, хороший мой», — ворковала в ответ Лина.
А я не унимался:
Но я ласкать тебя и целовать хочу,
Лелеять, обожать, любить и нежить.
Ты мой мечтанный форт -
Тоска и безмятежность,
И вздох моей души — об этом и кричу!
…Так мы нежили друг друга, находясь рядом. Именно тогда я задумался над тем, как всё-таки щедро природа одарила человека: она наделила его любовной страстью. Животные, в отличие от нас, бывают тоже обуреваемы страстью, но только, когда охвачены инстинктом размножения. А страсть человека повседневна, или почти повседневна. Даже беременные женщины, нося в себе плод (казалось бы, выполняя прямое своё назначение), обладают потребностью в сексе. Отчего так? — думалось мне. — Да оттого, и это очевидно, что это щедрый Божий дар, отпущенный нам в радость, делая нас счастливыми. Вот и сейчас мы с Линой, нежно лаская друг друга, воспламеняемся, доходя до «святого» экстаза. После которого наступает благодатная нирвана, а потом и возрождение духа, освежая чувства. Какое счастье быть «страстно любимым»!
* * *
Вскоре, после того, как была пробурена скважина, я перевёлся в другое подразделение объединения, а потом и вовсе уехал на юг в другую экспедицию. Игорь Юльевич на годы выпал из моего внимания.
Встретились мы с ним, когда я уже вернулся с экспедиции, на моём юбилейном дне рождения. Время было трудное, поэтому юбилей я справлял в домашних условиях. Игорь появился неожиданно с нашим соседом Вячеславом Анасьевым, с которым он работал в одной партии. Узнав о моём дне рождения и о том, что Вячеслав наш друг, Игорь изъявил желание повидаться со мной. Я тоже был рад увидеть его. Поначалу Игорь смущался, потому что среди приглашённых, кроме Анасьева, у него не оказалось знакомых, но вскоре праздничный стол и дружелюбное отношение сделали своё дело, Игорь осмелел, и, выбрав момент, произнёс очень уместный тост. «Я хочу прочесть стихи для женщины, — сказал он, — благодаря которой появился на свет виновник сегодняшнего торжества, они написаны были в горах, где я тогда работал, и называются «В Джунгарии»:
Всем существом своим хочу тепла,
В горах оно давно струится щедро,
Здесь пьёт его пахучая эфедра
И сохраняет древняя скала.
Но мне б сейчас домашнего тепла…
И убеждён я — с сединой уже мужчина, -
Что нет теплей родимого угла,
Где всё простят нам мамины морщины.
— Душевное тепло всегда связано с домом, где живёшь, и, конечно же, с самым дорогим человеком — мамой. Предлагаю тост за женщину, которая подарила миру нашего юбиляра».
Моя матушка, обычно избегавшая весёлых застолий, сначала смутилась, но от добрых слов заметно
