Монах - Михаил Константинович Зарубин
Саша и Роман сидели рядом. Саша молча смотрел на рыбок, Роман пытался его разговорить, но у него ничего не получалось.
— Слушай, Саня, я все понимаю. Наверное, тебе в рейд нельзя.
— Заткнись, Рома, не дергай меня. И так тошно.
— В таком состоянии в рейд не ходят.
— Это мне решать. Давай прекратим этот разговор.
— Я хочу, как лучше.
— Лучше, если я пойду в рейд. Тут я с ума сойду.
Они замолчали. Роман подошел к бассейну поближе.
Саша, отвернувшись от фонтана, правой рукой стал массировать лоб и виски. Прозвучала команда на вечернюю поверку, и приятели отправились в строй…
Ранним апрельским утром, еще до восхода солнца, колонна, состоящая из танков, тягачей и бронетранспортеров, пошла по горной дороге к месту перевалочного пункта афганских моджахедов. Этот объект использовался ими как площадка для международной политической пропаганды. Туда привозили сочувствующих моджахедам журналистов и политиков, здесь располагались складские и жилые помещения, бункер командования, госпиталь, библиотека, ремонтная база.
Из-за проклятой пыли танки, тягачи и бронетранспортеры шли с большими интервалами, и с задней машины почти не было видно передней. Монотонность дороги убаюкивала, и все, исключая водителей, клевали носом. Столб пыли высоко поднимался к небу, и не нужно было никаких наблюдателей, чтобы определить — идет колонна. Куда? Тоже большого ума не надо.
Многие кишлаки лежали в руинах. Однако жизнь кипела и здесь. Все покупалось, продавалось и обменивалось. Оружие было дешевое и в больших количествах. Приобрести ящик автоматов и патронов к ним не представляло никакого труда. Мальчишки бегали по пыльной дороге, выпрашивая у солдат кусочек хлеба или банку тушенки.
Саша и Рома ехали в одном тягаче. Когда пыль немного оседала, Саша открывал люк и смотрел по сторонам. Все было по-прежнему: горы, редкие растения, пыльная дорога.
— Господи, — думал он, — когда же закончится эта война? А может, и не будет конца этому дикому сну, в котором каждая минута кричит о войне и смерти?
Впереди идущий танк повернул в центр какого-то селения. Обычно на таком месте находился рынок.
— Роман, зачем мы туда поперлись? Ведь мы не должны заходить в кишлаки!
— Хрен его знает, зачем он туда пошел. Но там комбат, ему виднее.
Саша вылез из люка.
— Никого не видать. Будто все испарились.
— Не к добру это, Саня.
Взрыв прозвучал громко и неожиданно. Передний танк был подбит прямо перед площадью, и тут же бухнул второй взрыв. Бронетранспортер, замыкающий колонну, разворотило из гранатомета. Колонна остановилась на узкой улице, по существу оказалась в западне. Началась беспорядочная пальба, наши солдаты лупили куда попало, а духи вели прицельный огонь — они были в засаде.
При первых же выстрелах Саша запрыгнул в башню, пулемет уже был взведен, и начал длинными очередями стрелять по кишлаку. Духов он не видел и не понимал, откуда идет огонь. Пулемет был надежный, простой в обращении, только очень уж шумный, оглушал своим грохотом. Но в бою этого не замечаешь.
Пулемет против гранатометов — игрушка. Двумя точными попаданиями тягач перевернуло на бок. Саша с Романом остались живы, прикрытые тягачом с одной стороны, и глиняным дувалом с другой. Душ-маны не давали им выглянуть, и методично, в течении целого часа расстреливали окруженных солдат.
Подавив последние очаги сопротивления, моджахеды пошли по улице, добивая раненых и собирая оружие погибших.
Слышно было, как они разговаривают между собой: спокойно, буднично, словно ищут в лесу грибы. Так же просто они стреляли в тех, кто еще подавал признаки жизни.
— Прощай, Саня, — сказал Роман, и выстрелил себе в голову из «стечкина», который ему подарил ротный командир. Он очень им гордился и дорожил.
Саша видел, как от выстрела ему снесло полчерепа.
Саша долго не думал — он вынул из руки друга пистолет и выстрелил себе в сердце.
Душманы, увидев убитых, молча прошли мимо.
Помощь пришла слишком поздно, в живых уже почти никого не осталось. И только у одного еще билось сердце. У сержанта Александра Петрова.
Глава V
После того выстрела он получил сильный удар в грудь, и страшная боль пронзила его тело.
А потом — темнота и тишина. Они накрыли его, спасая от боли, которую не в силах вынести человек. И вдруг он почувствовал, как кто-то поднимает его вверх. Он увидел свое тело со стороны, сверху и сбоку. Какая-то неведомая сила поднимала его все выше и выше, и вот он уже парит, словно птица, над кишлаком, видит, как душманы собирают оружие, аккуратно снимают с убитых одежду и уносят в дом. Откуда-то тихо, а потом все громче и громче, зазвучала музыка. Это была мелодия из какого-то старого фильма. Саша удивился: зачем духи включили магнитофон на полную мощность? Музыка становилась какой-то странной, с одной стороны знакомой, и вместе с тем неузнаваемой. Такой он вроде бы не слышал никогда, а может и слышал, ему трудно было понять. А он полетел куда-то. Он летел над землей, все быстрее и быстрее, видел внизу горящие самолеты и танки, и вдруг камнем стал падать вниз. Не успев испугаться, оказался в лесу, зажатым со всех сторон высоченными таежными деревьями. Пахло хвоей, смолой, свежей листвой, муравейниками, и еще сотнями других лесных ароматов. Лес был полон звуками. Разговаривали между собой птицы, перелетая с ветки на ветку. Деловито сновали рыжие сойки, возбужденно скрипели кедровки, стучал дятел, стремительно пролетали дикие голуби. Кружил ястреб, кем-то потревоженный. Саше хотелось пить, но кругом было сухо: ни родника, ни ручья, ни лесного бочажка. Лесная дорога вела на сопку, с нее поднимался сухой пар. Он был рад, что оказался здесь: за секунды до выстрела он так хотел увидеть родные края! И кто-то неизвестный и всесильный выполнил его пожелание.
Дорога была знакомой. Саша знал, что за этой сопкой течет река его детства. Здесь когда-то было ее устье, маленький ручеек, который собирал по дороге другие ручьи, превращаясь в полноводную реку.
Несколько лет назад Саша с другом Гошкой решили пройти путь от истока до устья. Только молодость способна на такие подвиги. Несмотря на уговоры родителей, ребята стояли на своем. Подключили Филиппа Ивановича, старого охотника, человека, который ни раз хаживал по диким лесным местам и хорошо знал тайгу. Посадив их перед собой, старик пристально вглядывался в ребячьи лица, а потом сказал:
— Отговаривать я вас не буду. Хочется, идите, только помните:
