Избранное - Иван Ольбрахт
— Нет, нет, не может быть, нет, тут что-то не так! — восклицал господин советник Визенбауер, но и по его щекам текли слезы величиной с горошину. Восторженнее всех кричала секретарша. Зал йозефовского суда не слыхивал такой овации.
После великодушного прощения разбирательство не могло окончиться не чем иным, как освобождением Альфреда Розенбаума.
Старичок Зеппль Ноови, покидая йозефовский окружной суд, проходил, как вельможа, между шпалерами стоявшего в коридорах и на лестнице народа. На всем пути его встречали возгласами «слава!» и приветственными взмахами рук. Толпа ожидала и перед зданием суда. При появлении старца она, неистово раздирая глотки, испустила радостный вопль, потрясший соседние улицы. Кто-то привел сюда из соседнего трактира шраммель, венский народный оркестр — аккордеон, альт и двухгрифовая цитра; все вместе это издает такие адски заунывные созвучия, что способно тронуть сердце самого закоренелого убийцы. Когда первый взрыв ликования утих, грянул шраммель, и музыканты запели под собственный аккомпанемент, растягивая слова в пронзительных тремоло:
О Вена-а ты-ы моя-а,
Столица чудная-а,
О город красоты,
Меня пленила ты-ы!
Когда умолкли певцы, снова грянули приветственные крики. Сквозь толпу энергично протиснулся извозчик и, подхватив дедушку под руку, — отчего дедушка мог ступать только на правую ногу, а носком левой лишь слегка отталкивался от земли, — потащил его к своему фиакру.
— Поехали, ваша милость! Сегодня задаром! — орал извозчик, размахивая цилиндром. — Слава победителю турок!
Благородный старец Зеппль Ноови отъезжал от завоеванной Новары{28} под оглушительные возгласы славы.
И с этого момента, как уже было сказано, он стал героем дня и виновником небывалого тиража газет.
Венцы — народ мягкосердечный, и на другой день в столице над газетами было пролито много слез. И хотя нашлись люди, похолодевшие от зависти при мысли о двадцати миллионах, но и они растаяли, читая о дедовской любви к внучатам и описание трогательного примирения между Розенбаумом и старичком. Плакали над «Кроненцайтунгом»{29} за семейными завтраками, всхлипывали у катков для белья, рыдали в лавочках, парикмахерских и в салонах массажисток; в канцеляриях, просматривая газеты, сморкались бездушные чиновники; даже мужественные мясники, поддаваясь настроению, царившему утром в магазинах, роняли слезы на отбивные венские шницеля. Потому что вода, которую построчные хроникеры с таким усердием набирали ушатами из обильного родника судебного заседания, следуя естественному кругообороту, снова превращалась в исходное вещество и солеными ручьями катилась по щекам читателей.
И, право же, стоит привести здесь хотя бы некоторые из набранных огромным шрифтом заголовков и подзаголовков передовиц и репортажей:
«Невероятно, но факт».
«Стойкий приверженец нашей партии — герой славного рода».
«Нищий архимиллионер».
«Золотое сердце венца». Этот заголовок дали четыре газеты, а подзаголовком он стоял во всех.
«Муж старого доброго времени».
«Кто бережливо живет, тот втрое соберет».
«Кроненцайтунг» поместил заголовок несколько длинный, но зато составленный прямо-таки с научной точностью и не получивший заслуженной оценки лишь потому, что предъявлял чрезмерные требования к умственным способностям читательских мозгов. Вот он: «Действительно неродной внебрачный сын защитника Вены от турок графа Рюдигера фон Штаремберга доныне живет среди нас».
Социал-демократическая «Арбайтерцайтунг», как всегда, заняла принципиальную позицию: «Захвачены миллионы, являющиеся частью общественного достояния. Заметки о современной капиталистической экономике».
Но лучше всех был заголовок христианско-социального «Райхспоста», весьма поэтически выразивший основную мысль: «Старец, увенчанный лаврами венской славы».
Подзаголовки, подсказанные самим событием, почти везде выглядели одинаково:
«Скромный венский старик».
«Оскорбление на избирательном собрании».
«Судебное разбирательство».
«Судья не верит».
«Сказка оказалась правдой».
«Святой Клеменс-Мария Гофбауер».
«Осада Вены турками».
«Рюдигер фон Штаремберг и нравы аристократического замка конца семнадцатого столетия».
«Принц Евгений, прекрасный рыцарь».
«Даун и Лаудон, два славных полководца».
«Битва под Колином».
«Свидетелем чего был старинный доминиканский храм».
«1830 год. Император и мундштучник».
«Отец Радецкий и поход в Италию».
«Победа австрийского оружия над кривошийскими инсургентами»{30}.
«Во что превратится тысяча золотых через двести четырнадцать лет».
«Дедушка и внучата».
«Золотое сердце венца простило».
Разумеется, христианско-социальные газеты особенно подчеркивали принадлежность старичка Зеппля Ноови к их партии, в то время как «Нейе Фрайе Прессе» и «Цайт»{31} об этом факте коварно умолчали. Напечатанное утром в немецких газетах к вечеру было переведено и, включая заголовки, появилось в органе нижнеавстрийских чехов, который к этим материалам в последней рубрике присовокупил и свой труд под названием «Искренний друг чехов». Оказывается, известный венский чех, господин Йозеф Новотный, ныне — мастер-токарь на Фавориттенштрассе № 51 в юности обучался мундштучному делу у господина Йозефа Ноови; он с благодарностью вспоминает своего бывшего учителя и до сих пор любит рассказывать, как господин Ноови, бывало, снисходительно таскал его за волосы или за ухо, дружески-шутливо приговаривая: «Ах ты чешская дубина» или: «Ах ты чертово повидло». Тот же господин Новотный совершенно отчетливо помнит, как господин Йозеф Ноови однажды заметил, что и среди чехов встречаются порядочные люди. В заключение орган нижнеавстрийских чехов писал: «Короче говоря, вся жизнь благородного старца господина Йозефа Ноови (не носил ли кто-либо из его предков фамилию «Новы»? Было бы небезинтересно подвергнуть этот вопрос исследованию!) является для нас отрадным свидетельством того, что не вымерли еще в нашей империи справедливые немцы».
Но огласка Альфредом Розенбаумом тайны, помимо увеличения газетных тиражей, имела еще и другие последствия. Покупатели, подвергшие осаде мундштучную лавочку на узкой Марияцеллермуттерготтесзибеншмерцгассе, не шутя рисковали жизнью; там дежурило пятеро полицейских; старичок Ноови распродал все мундштуки и вынужден был, наконец, сбежать черным ходом через двор из начисто опустошенной лавочки. И это было еще не самое страшное. С рокового дня судебного разбирательства несчастный старец не имел минутки покоя, — ни дома, ни в кафе, ни за стаканом молодого вина, — бесконечные делегации, интервью, фотографы и бесконечные письма с просьбами о денежной помощи. «Бюргерклуб»{32} на своем ближайшем собрании постановил ходатайствовать о присвоении старичку Ноови звания почетного гражданина Вены и о награждении его медалью Святого Сальватора{33}. Старичка знал каждый ребенок, ибо учителя, обыкновенно предостерегающие юношество от чтения газет, на сей раз рекомендовали школьникам изучение статей, посвященных старику Зепплю Ноови, отмечая, что это — наилучший способ повторения отечественной истории, и просили отнестись к делу серьезно, так как на эту тему будет задано несколько домашних и классных работ. Короче говоря, старичок никогда и нигде не был уверен, что ему не будут докучать. В кругу друзей он неоднократно замечал с грустью, что хотя на суде и помирился
