Генрих Сечкин - На грани отчаяния
Да, нам стало все понятно. Такую изысканно-издевательскую речь, вместо топорных, коротких фраз мы на зонах еще не слышали. Этих шестерых не сравнить с теми увальнями-надзирателями, которые до сих пор нам встречались. Там жестокость проявлялась от скуки, для самоутверждения, по привычке. Порой она сменялась добродушием, участием, сочувствием. Надзиратели, конвоиры, начальство - все обладали различными чертами характера. Были злые и добрые, глупые и умные, скептики и доверчивые, жадные и щедрые, пессимисты и оптимисты. Здесь все шестеро были одинаковы, как роботы. Беспощадный стальной блеск глаз, уверенная настороженность, моментальная реакция и ничего человеческого.
Подняв Николая, в сопровождении нового конвоя мы побрели по тропинке, протоптанной в тайге. Наши бывшие конвоиры ушли в обратном направлении. По дороге несколько раз встречались пикеты, которые никого не охраняли. Но абсолютно очевидно было, что пришли они сюда не просто погулять в лесу. И на ловцов-охотников за побегушниками мало походили. Экипировка не та. Да и не ходили они по тайге, а чинно располагались по три-четыре человека возле небольших шалашей у костров, провожая нас настороженным взглядом, и лица у них были точно такие же, как у наших конвоиров. Очень странно!
Примерно через час ходьбы показались сторожевые вышки зоны. Все, как и везде. Только нас повели не на вахту, а в административный барак. Узкий коридор. Справа кабинеты и один кабинет в торце. На дверях таблички. Машинально читаем. На торцевой табличке - Начальник подразделения Буганов В. И. Так вот она, бугановская «дача»!
В кабинете за массивным столом сидел офицер в форме старшего лейтенанта внутренних войск.
- Привели? - поднявшись и выйдя из-за стола, спросил он у конвойных.
Полное молчание в ответ. Мы поставили Кольку на ноги и поддерживали его с двух сторон.
Теперь появилась возможность разглядеть легендарную личность, представшую перед нами. Владимир Ильич (!) был человеком среднего роста с покатыми плечами, лет пятидесяти пяти. Огромный живот. Круглое, испитое лицо. Мясистый, с ноздреватой кожей нос. Маленькие, злобные, с хитрецой глазки. Обвисшие щеки. Рот гузкой. Особенно привлекали взгляд его громадные, мощные кулаки, которыми заканчивались короткие руки.
- А с этим, что? - кивнул он на Кольку.
- Словоохотливый, - односложно ответил начальник конвоя.
- Ну, язычок мы быстро подрежем. Подучите его немного свободу любить, а потом в карцер. Хотя нет… Подождите. Тут ко мне с последнего призыва прислали. Будем проводить воспитательный процесс комплексно. Кузнецов! - крикнул он, приоткрыв дверь кабинета.
Из коридора вбежал молоденький солдатик лет двадцати.
- Слушаю, товарищ начальник!
- Кузнецов! - с пафосом начал воспитательную речь Владимир Ильич. - Заключенные, которые стоят перед тобой, отпетые головорезы. Закон слишком гуманен и не в состоянии повлиять на этих подонков. Расстрел отменен, а исправить их невозможно. Ну, дали им по двадцать лет, а у них и раньше было по двадцать. Им плевать. Они привыкли к зоне и прекрасно чувствуют себя здесь. Они даже смерти не боятся. Мы должны, мы просто обязаны создать им такие условия, чтобы те, кто останется в живых, падали в обморок от страха при одной мысли о возвращении сюда. Ты все понял?
- Так точно, товарищ начальник, - ответил солдатик.
- Тогда начнем практические занятия. Ну-ка вмажь как следует вот этому разговорчивому! - заулыбался Буганов.
Новоиспеченный надзиратель, переминаясь с ноги на ногу, испуганно хлопал глазами.
- В то время, когда весь наш народ грудью защищал свою Родину, эти мародеры грабили, убивали, насиловали наших жен, матерей, сестер! Бей, гад!
Солдат нерешительно сделал несколько шагов и, подойдя к еле стоящему на ногах Коле, слегка ударил его в левую скулу.
- Разве так бьют? - возмутился начальник. - Смотри, как надо!
И мощным ударом громадного кулака в подбородок он отправил в нокаут своего подчиненного. Перевернувшись через голову, солдатик врезался в стену.
В наших рядах произошло оживление. Конвой приподнял автоматы.
- Теперь, надеюсь, ты хорошо стал меня понимать? - потер Владимир Ильич правую руку. - Поднимайся! Повторим упражнение!
Ошарашенный солдат, сплюнув кровавый сгусток, с трудом поднялся на ноги, встал в позу и, размахнувшись, со всей силы ударил Колю в солнечное сплетение. Коля сложился пополам.
- Вот это уже лучше! А теперь говоруна посадишь в карцер. Выпиши постановление на двадцать суток. Остальных по одному отведешь в седьмую. Кликни там Макарова и Ганичева. Пускай этим тоже пропишут, для начала, усиленный паек. Но умеренно. Чтоб смогли завтра выйти на работу. И смотри у меня! Вздумаешь жаловаться - только себе самому. Почтового отделения здесь нет. Закон - тайга, хозяин - Буганов! - хохотнул он.
Сначала увели Колю. Остальных поставили в коридоре лицом к стене. Пришли два надзирателя. Открыли одну из дверей.
- Первый, заходи!
Первым в шеренге оказался Леха Нос. Лехе было лет тридцать. Имея два высших образования, он был знаменитым домушником. Правда, очень стесняясь своей наружности, он всеми силами старался не испугать случайно оказавшихся дома жильцов квартир, которые ему предстояло обчистить. А причины для испуга были весьма основательны. Голова, напоминающая тыкву, огромный горбатый нос, над которым навис узкий лобик. Вечно слезящиеся, выпученные, посаженные рядом друг с другом глаза с воспаленными красными веками без ресниц. Подернутая верхняя губа, из-под которой торчат два огромных, переплетенных между собой передних зуба, расплывшееся во всю левую щеку родимое пятно. Вместе с тем по характеру Нос был мягчайшим, робким, добрым и по-своему отзывчивым человеком. Ни его внешность, не нуждающаяся в особых приметах, ни характер не располагали к той деятельности, которой он занимался.
В результате всего этого с ним происходили различные казусы. Вся камера каталась со смеху, перечитывая по несколько раз его приговор, в котором описывались все нелепости, происходящие с его участием.
Как-то раз во время ночного проникновения в квартиру, вскрыв отмычками дверь, Нос снял калоши, дабы не испачкать пол, чисто вымытый хозяевами, и заглянул в комнату. К своему величайшему ужасу, он увидел, что мама с дочкой лет семнадцати мирно спят в своих постелях, хотя и должны были в это время находиться на даче.
Отступать было поздно, и он осторожно, чтобы не испугать, принялся будить обеих. Не испугаться, увидев его физиономию, было невозможно. Стесняясь, Леха объяснил, что он вор, что соберет немного вещей и удалится, не причинив никому вреда. Но женщины обомлели от ужаса. Тогда окончательно растерявшийся Нос, увидев в серванте вазочку с пирожными, схватил ее и принялся настойчиво угощать несчастных женщин, а они судорожно глотали их, думая, что имеют дело с маньяком. Венцом всего была просьба Носа продать ему какой-нибудь чемодан, чтобы уложить в него выбранные вещи (он никогда не забирал все самое ценное, а делился с хозяевами квартиры, даже если их не было дома).
