Чернов - Лев Иванович Гумилевский
«Исследования и наблюдения Д. К. Чернова над свойствами и строением стали по своей яркости и новизне сразу привлекли всеобщее внимание, — свидетельствует ученик Чернова. — Научный и технический мир почувствовал, что в докладе молодого инженера есть нечто большее, чем критический разбор хотя бы и талантливой технической работы, почувствовал, что наблюдения, сделанные в заводской мастерской над раскаленными болванками, под шум и грохот молота, глубоко проникают в свойства материи и дают возможность поставить научно и рационально всю огромную область сталепушечного дела. О том, что наблюдения Д. К. Чернова послужат отправной точкой для развития целой новой области физической химии — теории сплавов, об этом тогда никто не думал, да и не мог думать».
Доклад вызвал оживленные прения, со многим не соглашались, в возможность многого не хотели верить, но все чувствовали справедливость заключительных слов Д. К. Чернова: «Вопрос о ковке стали при движении его вперед не сойдет с того пути, на который мы его сегодня поставили!»
К этому следует добавить, что, говоря об аморфном, или воскообразном, состоянии металла, по тогдашней терминологии, Чернов имел в виду также кристаллическое состояние, правда, столь мелкозернистое, что рассмотреть его кристаллы невооруженным глазом было невозможно.
3. БАРЬЕРЫ МЫСЛИ
В самом начале своей научной деятельности Дмитрий Константинович увидел, что наука и техника развивались и развиваются среди удивительных заблуждений, ложных представлений и суеверий. Накапливаемый научный, технический и общежитейский опыт и знания воздвигают в уме человека почти непреодолимые барьеры для нового движения мысли вперед. В этих условиях порою чистейшая случайность ломает умственный барьер и открывает свободный ход мысли.
При таком положении дела нельзя было не признать случайность в делах науки или техники закономерностью творческого процесса.
Дмитрий Константинович никогда не таил от посторонних глаз случайных обстоятельств, которые помогали ему открывать путь к выводам и заключениям.
В своем историческом докладе Чернов приводит два факта, предшествовавшие открытию «точки а» и выводу о кристаллизации стальных отливок.
«Исследуя влияние степени нагрева на степень закалки стали, — рассказывает он, — однажды я попросил мастера нагреть кусок стали до темно-красного цвета, но тот нагрел его до светло-красного; желая исправить эту ошибку, я не опускал кусок в воду до тех пор, пока он не слыл до темно-красного каления, после чего кусок был погружен в воду. Несмотря на то что сталь была из сорта твердых, принимающих сильную закалку, кусок не закалялся вовсе, а напротив — сталь сделалась заметно мягче!»
Так обнаружилась основная характеристика «точки а».
А вот при каких обстоятельствах экспериментатор определил «наклонность стали к кристаллизации»:
— Болванка мягкой стали, приготовленная к ковке, оставлена была в печи на полчаса после того, как уже была нагрета до ярко-оранжевого цвета, потому что молот был занят ковкою другой болванки. Но чтобы не пережечь болванку, мастер умерил жар в печи, и каление болванки спустилось постепенно до ярко-красного цвета. За эти полчаса времени болванка успела изменить структуру и перейти из аморфного в кристаллическое строение, которое могло произойти тем совершеннее, чем болванка была размягчена и частицам стали при спокойном лежа-кип болванки в печи была предоставлена большая свобода к перемещениям. Когда молот освободился, мастер вынул болванку из печи и положил под молот. При первом же ударе по середине конец болванки от сотрясения отвалился сам собою: вид этого излома вы можете видеть на образчике. На нем видно, как сильно развились кристаллы, и притом каждый кристалл развился так самостоятельно, так мало связи было между отдельными кристаллами, что одного сотрясения было вполне достаточно, чтобы кусок отвалился от собственного веса.
Топкий наблюдатель, Чернов ничего не оставляет без внимания. Можно привести немало других примеров вмешательства случайности в творческий процесс человека.
Еще знаменитый голландский физик Христиан Гюйгенс высказывал сомнение в том, что «мог найтись такой гений, который изобрел бы зрительную трубу без помощи случая».
А гениальный наш провидец Александр Сергеевич Пушкин, уже без всякой тени сомнения, писал в одном из своих «Отрывков» в 1832 году:
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог-изобретатель…
Каждое изобретение, открытие по частям уже существует в творческом сознании человека, но элементы его живут отдельно друг от друга, изолированно, и для связи их нет логического пути. Поэтому-то гениальные открытия, гениальные изобретения непредсказуемы, их нельзя логически вывести из предшествующего опыта, как бы ни был он велик и разнообразен. Без помощи случая действительно невозможно было открытие электрического тока Гальвани, открытие Эрстедом влияния электрического тока на магнитную стрелку, открытие радиоактивности Беккерелем и многое другое, не вытекающее логически из предшествующего опыта человечества и накопленных им знаний.
Во всяком случае, преодоление привычного мышления без помощи случая — дело огромной трудности для человеческого ума. По-пушкински точно, ясно, непререкаемо называет великий поэт случай «богом-изобретателем».
Это действительно бог, властный и прихотливый, владеющий бесценным богатством единолично и самодержавно.
Всего лишь три четверти века назад крупный русский ученый академик П. И. Вальден в своей «Истории химии» констатировал:
«Почти все великое, что у нас имеется в науке и
