В. Киселев - Месяц в Артеке

Но вот пронесся год, и почти все переменилось. Окружающий район, москворецкие пустыри и рушевский «персональный» бугор на них были освоены. Рассыпался песочным домиком восьмой «а», к которому за первый учебный год она едва-едва привыкла. Многие одноклассники пошли в училища, перевелись в другие школы. Новые строения заслонили чудесный вид из окон и с балкона, парковые дали. Изменилось многое, и только денег не хватало, как и прежде. В середине июня ученица четыреста семидесятой московской школы Надежда Рушева отправила на далекий Серпуховский вал своей давней шаболовской подружке Федоровой грустноватое письмо:

«Дорогая Зоечка! Экзамены я сдала! Алгебра — пять, геометрия — четыре, русский — четыре, литература — четыре. Напиши, какие ты получила оценки. Итоговые у меня все четверки.

Летом буду сидеть в Москве, как и в прошлом году. А ты куда-нибудь поедешь? Целую. Надя».

Думалось-подумалось: вот бы снова напечатали ее рисунки в каком-нибудь журнале! Хотелось, чтоб журнал был «взрослый», а не детский, — платили только «взрослые». Можно было бы поехать хотя бы в знакомую деревню Шкинь. Но папа уже давно и решительно перестал возить ее рисунки и в «Модели сезона», и в «Журнал мод», ему наставники сказали, что это все не творчество. И у самого папы подработки нигде не ожидалось.

О журналах повздыхалось и тут же позабылось: стала перечитывать Толстого, запоем рисовала, всех более Ростовых, бегала в магазины с думой о любимице Наташе, о Пьере… И вдруг…

И вдруг все перевернулось, но не так, как в романе, где война заслонила все счастливое, а как в сказке, где в трудный час появляются добрые волшебники, эльф и фея. Прошло всего девять дней, и она села за новое послание, черкала, торопясь, розовея от счастья и волнения:

«Дорогая Зоечка! У меня новость: ЦК ВЛКСМ посылает меня в Артек!..»

Ее нежданно и срочно вызвали в городской комитет комсомола, там собирали отъезжающих. Пятнадцатого июля в Крыму должен был открыться третий Всесоюзный слет пионеров! Посвященный полувековому юбилею Октября! И ее направляли туда делегатом от столичной пионерии!

Общий сбор в горкоме — и домашние сборы в путь, к Черному морю…

В ее жизни полтора года назад случилась такая же чудесная дальняя дорога. Только исполнилось четырнадцать лет, как ее направили с персональной выставкой в Варшаву, от общества советско-польской дружбы. Но тогда в поездку за рубеж отправлялось всего шесть ребят, и рядом с нею была опытная спутница, Ирочка Баранова.

А что обнаружилось на Курском? На вокзале скучились сорок делегатов! Ее окружили заводилы, активисты, вожаки дружин, отрядов, начальники штабов. Нетрудно было понять, что все они по общим сборам и походам давно друг друга знают. А она оказалась дочкой-одиночкой. Поневоле отдалилась, нахохлилась и приумолкла. Альбинос, белая ворона. Пришлось пережить неловкие минуты. Пухлый живчик с невиданным значком на форменке вздумал пообщаться, медленно приблизился и коротко спросил: — Из какого штаба?

— Я не из штаба, — призналась она сдавленно.

— Председатель отряда? — не унимался пухлячок, и голос у него возвысился до командирской ноты.

Она повертела головой, отвергла председателя. — Звеньевая? — продолжал осведомляться допросчик, теперь уже сочувственно.

— Не звеньевая, рядовая, — отрезала она в сердцах. — Просто делегат.

— А, собаковод, — неизвестно почему решил дотошный мальчишка. — Ну, давай! — милостиво разрешил он неизвестно что и удалился.

В вагоне стало легче. Людмила Ивановна, ответственная за доставку делегации, обратила внимание на ее сиротство (близкий человек, она и прежде встречала Людмилу Ивановну во Дворце на Ленинских горах: старший методист или инструктор…).

— Надя, ты чего тут жмешься в проходе казанской сиротой? Останешься без места. А ну, шагай за мной!

Людмила Ивановна увела ее из коридора, устроила к девчонкам.

…Ей везло на дорожных Ирин. В купе выделялась Макарова Ирина! Несомненный лидер. В дверях то и дело раздавалось: «Иришка, послушай!..» или: «Где Макарова?» Из-за малого росточка точеный носик и очки у Иришки оставались постоянно вздернутыми. Еще и не отъехали, а в их девичнике перебывал, наверное, весь делегатский цвет.

Макарова, когда разговорились, оказалась и впрямь именитою особой. Невеличка, хрупкая, а между тем отвечает за дружину во внуковской школе имени Тарана, где учатся дети авиаторов. Иришкины пионеры создали у себя музей гвардейской славы, стали шефами сельской школы (где-то в Передельцах), ходят на строительство Дворца культуры. Еще сто дел. Дружине трижды — трижды! — присуждали знамя ЦК комсомола, после этого его оставили внуковцам на вечное хранение. Такая невеличка…

У ребят выделялся Рафик Айсин, мускулистый десятиклассник; черная прядь косым зачесом через весь лоб, в голосе булат и брови саблями. Штабист и районный знаменосец. Его район, Куйбышевский, был в Москве, разумеется, одним из лучших, а вернее — «самый-самый»! По всем статьям: по трудовым десантам, по «Зарнице», по тимуровской работе, по «Эстафете поколений», по декаде «Зеленые друзья», по… по… по… Она слушала Айсина, Макарову, других ребят и тоскливо перебирала в уме свои комсомольско-пионерские заслуги. В сравнении с делами остальных ее стенгазеты прозвучали бы в общем хоре мышиным писком. Три ха-ха!..

На время отвлеклась. Поезд катил как раз мимо Царицына, и она засмотрелась, как плавно кружили по хохловским склонам панельные кварталы, как появилась, проплыла на взгорке и пропала за оконной рамой ее четыреста семидесятая. Она хотела показать Макаровой: «Вот где я живу», но не показала. И свой «персональный бугор» тоже позорно проворонила…

Перед отъездом она пренаивно полагала, что в Артек ездят главным образом загорать и купаться в море, ходить в походы, посещать музеи. Детский иллюзион, ничего подобного. Суть слета заключалась в том, что делегатов собирали для важных дел, для учебы, для обмена опытом. Это главное. В горкоме комсомола перед отъездом шел сугубо серьезный разговор: они, посланцы столицы, обязаны поведать сверстникам о своей массовой работе. Вот именно — о массовой! В Москве ее итоги весьма весомы, тут и сотни тонн собранного металлолома, тысячи книг, отосланных в колхозы и на новостройки, помощь строителям, десятки тысяч посаженных деревьев и всяческие начинания, методы и формы. Говорилось, конечно, и о самодеятельности, но больше об ансамблях, о танцорах и певцах; о художниках — ни слова! Возникал вопрос: какой же опыт будет передавать она сама? Определенно белая ворона, альбинос, если по-научному. В самом деле, не рассказывать же слету про свое монументальное панно, которое недавно укатило в Геную, на выставку детского рисунка! Это уж передачей опыта никак не назовешь…