Томирлан Мизандари - Мысли из глубины
Пишу. Здоровье мое не очень, то там стрельнет, то оттуда выстрелит. Вообще я устал сидеть дома, я устал смотреть телевизор, я устал читать и я хочу на улицу. Хочу весну, солнце, запах зелени, море, чаек, белый пароход, огромные нефтяные пятна на голубой воде, мертвые рыбы, мертвые дельфины, запутавшиеся в обрывках рыбачьих сетей. Когда умрет последнее дерево, когда последняя река будет отравлена, мы поймем, что деньги нельзя есть...
Так, о чем это я, а ну да, прости я отвлекся. Вот такое у меня скромное желание. Весна, море, запах зелени и я среди всего этого изобилия. Красив, загорел и обаятелен. Ничего, осталось совсем немножко, надо только потерпеть, чуть-чуть, капельку. И скоро мы все это получим, я знаю, поверь мне, мой друг. Обнимаю, целую целомудренно в щеку.
Томирлан.
6.02.94
Время 22:57
КУБА
- А бабы у нас... М-м-м-м!!! - вполголоса бубнит Куба. - Бля буду, Грустный, ты таких баб сроду не видал!
Куба идJт впереди, слегка оскальзываясь кроссовками на влажных от утренней росы камнях. Куба или, если полностью, Кубань, это Толя Матвиенко, родом с Кубани, Краснодарский край.
- К нам во двор с другого района, прям перед моей отправкой, переехала одна... Я как раз в военкомат чапал. Как увидел еJ, а у неJ сиськи-и-и... Куба останавливается, чтобы показать какие у неJ сиськи. - Во сиськи!!! Я, блядь, чуть челюсть не сломал...
- Об сиськи? - спрашиваю.
Куба, не уловив подвоха, отвечает на полном серьJзе:
- Зачем? Засмотрелся, бля. Ка-а-ак наебнулся, и мордой о камень. Во, шрам, вишь, остался.
Он опять останавливается, чтобы показать, какой у него остался шрам.
ВсJ это я уже сто раз видел и слышал. И про баб с полной пазухой сисек, и про яблоки, величиной с голову младенца, и про шрам, и про многое другое. Куба боец знатный, хоть и молодой. С умом пацан. Только вот разговорчивый очень. И как он болтать не устаJт? Я иду сзади, глядя в его широкую груженую вещмешком с продуктами спину, на его разъезжающиеся ноги, и думаю о том, как же мы сейчас дивно оттопыримся. Поедим и спать. Мы возвращаемся в роту из договорного села, куда мы ходили сегодня ночью за продуктами. На тушняк и перловку уже сил нет смотреть. А тут хоть цимусом разжились.
- А я ему говорю, слышь, Грустный, - прерывает мои мысли Куба, - ты чJ, в натуре? Змей траншейный, горя захотел? А он мне... - Куба делает остановку и рывком поправляет тяжJлый вещмешок, - ... а он мне ка-а-ак даст в репу, я прикумарил, и он свалил. Прикинь?
Медленно мы приближаемся к концу узкой улочки, где сделаем небольшой перекур и двинем дальше. Я толкаю Кубу в спину и на его удивлJнный взгляд показываю знак: молчи. Куба замолкает и идJт дальше. Из туго набитого вещмешка у Кубы призывно торчит стеклянная банка с алычовым компотом. Не хотел я еJ брать, но по жаре вещь просто улJтная. Мы проходим ещJ метров пятьдесят, Куба выходит на широкую улицу и тут же, упав на жопу, быстро пятится назад мне под ноги, скользя кроссовками и раздирая в кровь локоть. Я резко останавливаюсь, и неприятный холодок разливается по низу живота. Вместе с Кубой я прижимаюсь к стене сарая. Снизу на меня смотрит его белое лицо. Я наклоняюсь к нему, и он выдыхает мне в ухо:
- Чехи! Бойцов пять- шесть.
Вот те здрасьте! Сходила жопа за хлебом!
- Ты уверен, что это гоблины?
Куба трясJт головой, мол: ДА!!!
-Тебя заметили?
И тут же понимаю глупость своего вопроса. Если бы заметили, сейчас бы уже здесь были.
- Вот что. Отходим назад. Только тихо. И пережидаем. Понял? За мной.
Стараясь не шуметь, я встаю и, затаив дыхание, прислушиваюсь. Гоблины встают тоже и, судя по звукам, конкретно собираются куда- то идти. Подпрыгивают на месте, проверяя, не звенит ли амуниция, что-то поправляют, чем-то шуршат. Всю эту музыку за годы войны я выучил наизусть, и мне даже видеть их не надо, чтобы рассказать, что они делают. Только вот куда они тронутся? Не нам ли навстречу? Делаю знак Кубе. Уходим. Быстро. Но, не успев сделать и шагу, втягиваю голову в плечи от резкого и страшного, как гром, звука. Банка с алычой, выскользнув из мешка у Кубы, разбивается о камни. Блядь, говорил же, не надо брать стекло. Так нет же, "Компотик, компотик".
В тот же миг загомонили гоблины. Ну, Куба, хочешь жить, беги так, как будто у тебя жопа с моторчиком. И, бросив продукты, стартую первый. Много мне приходилось бегать: и догонять и убегать. Но так... Главное, добежать до поворота, а там... там видно будет. Но добежать я не успеваю, шквальный огонь кидает меня на землю. Развернувшись, я занимаю позицию и прикрываю ползущего Кубу.
Гоблины -- черти ещJ те, битые! Это я понимаю сразу. Сейчас обойдут нас и перестреляют, как цыпочек. В роте, конечно же, перестрелку услыхали, но пока туда-сюда, пока разберутся, где бой идJт... В общем, на всJ про всJ у нас с тобой, брат Куба, жизни на полчаса. И то если патронов хватит. Позиция у нас хреновенькая. С одной стороны каменная стена сарая, с другой заросший сад, слон, блядь, спрячется, не то что чехи. Спереди и сзади проулочек шириной в два автомата. Чичи методично и с умом обрабатывают стену. Камень, как стахановец, даJт рикошет и острую крошку. У меня уже рассечена щека. Да и Кубе досталось, вся ряшка в крови. Вжимаясь рядом со мной в камни, то ли от страха, то ли от ярости, начинает тратить патроны. Дотянувшись, бью его по голове, потом хватаю за шиворот и одной рукой рывком разворачиваю его "валетом". Теперь смотри в оба. Ты мою задницу бережJшь, я твою. Да смотри, лучше береги, уж очень мне хочется на кубаночек с их полными пазухами сисек посмотреть.
По звуку определяю, что по нам работают два автомата. Где остальные три или четыре, одному Аллаху известно. И тут же в саду начинает работать ещJ один ствол. Обжигая мне плечо и срезая задник стоптанной кубинской кроссовки прямо у меня перед носом. Не сговариваясь, не слабо бьJм в два ствола в сторону непролазных садовых кустов. Судя по взметнувшимся рукам и отлетевшему автомату, один ноль в нашу пользу. Поторопился чех, поторопился. Я бы на его месте притих, выждал бы момент да и снял бы в два выстрела обоих. Это наталкивает меня на мысль о том, что чичи не знают, сколько нас. Но больше такое везение не повторится, уверен. Надо менять позицию. Не оборачиваясь, шлJпаю Кубу по ноге и, мельком взглянув на часы, спрашиваю:
-Живой, нет?!
-Живой!
- По команде отходи назад, я прикрою.
Перекатываюсь через спину и, прижавшись к сараю, даю очередь в конец улочки, краем глаза следя за кустами.
- ПОШiЛ!!!
Куба рвJт, как спринтер. Понятливый хлопец. Даю ещJ одну очередь и, сорвавшись, рву за ним, но оскальзываюсь и падаю. В то же мгновение пули врезаются в стену сарая над моей головой. Ты гля, с-сука, ещJ один пробрался! Неловко извернувшись, бью наугад по кустам и ползу, прикрываемый Кубой, пытаясь поменять рожок. Вставляю, но он вываливается. По инерции проползаю немного и, крутанувшись на месте, начинаю его искать, но не нахожу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});