Геннадий Прашкевич - Жюль Верн
Кто-то махнет на такие перечисления рукой, кто-то их пропустит.
В конце концов, невозможно запомнить каждую каплю, — запоминается сам дождь.
Как отдельные капли превращаются в ливень, так бесчисленные перечисления делают книги Жюля Верна.
Жюль Верн любил язык науки.
В его картотеке хранилось множество тетрадок, заполненных специальными, но всегда выразительными и поэтическими терминами.
Снежный заряд… Солнечная корона… Пустынный загар… Бараньи лбы… Каменноугольная эпоха… Китайский щит… Столбчатые базальты… Профиль ветра… Дождевая тень… Ленточные глины… Зеркала скольжения… Угольные мешки… Мертвая зыбь… Конус выноса… Вересковая пустошь…
В детстве, когда все горизонты свободны, такая вот туманная дымка научной романтики ничуть не ухудшает видимость, напротив — улучшает ее.
3
Но литература — не наука.
Текст одного писателя нельзя проверить текстом другого.
Книги Федора Достоевского, Макса Фриша, Эдгара По или Жюля Верна нельзя сравнивать с книгами Михаила Шолохова, Готфрида Келлера, Марка Твена или Рея Брэдбери, — они разные. «Бесов» или «Тихий Дон», «Марсианские хроники» или «Таинственный остров» при всем желании не напишешь заново. Это в науке самый сложный эксперимент можно (и нужно) повторять, чтобы подтвердить истинность открытия. И всегда повторенный, скажем, в тысячный раз эксперимент Альберта Майкельсона даст один и тот же результат.
А вот в литературе всё не так.
Правда, парадоксальный Борхес пытался что-то такое проделать.
«Не второго "Дон Кихота" хотел он сочинить, но именно "Дон Кихота", — уточняет герой борхесовского рассказа «Пьер Менар, автор "Дон Кихота"» (1939). — Излишне говорить, что он отнюдь не имел в виду механическое копирование, не намеревался переписывать роман. Его дерзновенный замысел состоял в том, чтобы создать несколько страниц, которые бы буквально — слово в слово, строка в строку — совпадали со словами и строками Мигеля де Сервантеса…»
И правда, почему не написать нового «Дон Кихота»?
Надо лишь соблюсти необходимый ряд условий. Скажем, глубоко изучить испанский язык XVII века… И возродить в душе истинную католическую веру… И пройти через сражения с маврами и турками… И забыть всю историю Европы между 1602 и 1939 годами… Короче, стать Сервантесом.
Вот мы и подходим к пониманию того, что гении в литературе, они всегда — как отдельные вершины.
Джомолунгма, Канченджанга, Хан-Тенгри… (Лев Толстой, Уильям Шекспир, Александр Пушкин…) — они не просто поднимаются над уровнем моря, над уровнем равнин и высоких плато… (над уровнем мировой литературы, над уровнем мирового искусства…), — они поднимаются над всеми окружающими горами и долинами, над всем миром…
Рушатся склоны, обтаивают ледники, целые горы сносит потоками.
Но в ряду других горных вершин Жюль Верн все так же остается вершиной.
Даже когда его тексты кажутся нам невыносимо сентиментальными, чудовищно дидактичными, даже когда они забиты ужасающими длиннотами, они все равно зачаровывают. «Путешествие и приключения капитана Гаттераса», «Дети капитана Гранта», «Двадцать тысяч лье под водой», «Таинственный остров», «Пятнадцатилетний капитан», «Гектор Сервадак», «Путешествие к центру Земли»… Существует масса подражаний этим романам, по их мотивам снято множество фильмов, на сценах театров идут многочисленные пьесы, но все равно ничего равного оригиналам до сих пор не создано.
Метод Борхеса слишком парадоксален.
Выдвигая свои фантастические гипотезы, Жюль Верн старался оставаться в пределах возможного. Для романа «Вверх дном» расчеты ему проделал опытный горный инженер Бадуро, для романа «Из пушки на Луну» — математик Анри Гарсе (кстати, кузен писателя), о подземных пустотах Жюль Верн подробно расспрашивал известного французского геолога Шарля Сен-Клер Девиля, спускавшегося в кратер Этны.
Пьер-Жюль Этцель, редактор и постоянный издатель «Необыкновенных путешествий», всячески поддерживал стремление Жюля Верна к точности, — ведь книги, издаваемые им, должны были попадать в руки людей молодых, а уж им-то точно не надо забивать головы вздором.
Вот почему книги Жюля Верна сыграли огромную роль в профессиональном становлении таких известных деятелей мировой науки и техники, как географ В.А. Обручев (1863— 1956), энтузиаст ракет К.Э. Циолковский (1857—1935), авиатор, конструктор дирижаблей Альберто Сантос-Дюмон (1873—1932), изобретатель радио Гульельмо Маркони (1874— 1937), путешественники Фритьоф Нансен (1861 — 1930), Ричард Берд (1888—1957), Свен Гедин (1865—1952), конструктор подводных лодок Саймон Лейк (1866—1945), вулканолог Га-рун Тазиев (1914—1998), покоритель глубочайших пропастей и пещер мира Норбер Кастере (1897—1987), знаменитый анархист князь Петр Кропоткин (1842—1921), исследователь стратосферы и морских глубин Огюст Пикар (1884—1962), геохимик А.Е. Ферсман (1883—1945), химик Д.И. Менделеев (1834—1907), поэт и исследователь Валерий Брюсой (1873—1924), палеонтолог и писатель Иван Ефремов (1907— 1972), академик Д.И. Щербаков (1893—1966) и многих, многих других…
4
«Не знаю писателя, кроме разве Эдгара По, — писал Валерий Брюсов в биографической повести «Моя юность»[1], — который произвел бы на меня такое же впечатление, как Жюль Верн. Я впитывал в себя его романы. Загадки "Таинственного острова" заставляли меня леденеть от ужаса. Заключительные слова в "Путешествии капитана Гаттераса" были для меня высшей доступной мне поэзией. Помешанный, заключенный в больницу капитан Гаттерас ежедневно совершал прогулку по одному направлению: "Капитан Гаттерас по-прежнему все стремился на Север". Последние страницы в "20 000 лье под водой", рассказ о "Наутилусе", замершем и безмолвном, до сих пор потрясает меня при перечитывании…»
В России Жюль Верн всегда был чрезвычайно популярен.
Первый же роман писателя — «Пять недель на воздушном шаре» — был незамедлительно переведен и издан в России в 1864 году под названием «Воздушное путешествие через Африку». В журнале «Современник», возглавляемом поэтом Н.А. Некрасовым, благожелательно отозвался о «Воздушном путешествии» М.Е. Салтыков-Щедрин…
Жюлю Верну повезло: романы его переводила Марко Вов-чок ( М.А. Маркович) — замечательная русско-украинская писательница. С 1867 по 1877 год 16 книг Жюля Верна (14 романов, сборник повестей и рассказов и научно-популярный труд «Знаменитые исследователи и путешественники») вышли в ее переводах. Кстати, Марко Вовчок и сама не чуралась естественно-научных идей: со знаменитым критиком Д.И. Писаревым она немало потрудилась над переводами трудов Чарлза Дарвина и Альфреда Брема, а также редактировала журнал «Переводы лучших иностранных писателей» (нечто вроде предшественника известного советского журнала «Иностранная литература»).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
