Дмитрий Бобров - Записки военнопленного

Последний раз, будучи пока ещё формально свободным человеком проехал я, по улицам города испытывая непередаваемую словами грусть. — Может и не посадят тебя… А если и посадят, то ничего страшного тут нет… Посидишь в тюрьме, с интересными людьми познакомишься — с притворной добротой улыбался сидящий рядом опер — немолодой мужичок в кепке. Я только кивнул ему в ответ. Хотя арест был прогнозирован, неожиданным стал большой объём обвинения — в совершении сразу шести преступлений. Я обвинялся в создании экстремистского сообщества (т. е. организованной группы для подготовки и совершения преступлений экстремистской направленности) «Шульц 88», в возбуждении национальной и религиозной ненависти с использованием средств массовой информации (издание и распространение журналов «Made in St-Petersburg», «Гнев Перуна» и других печатных материалов националистического толка), в совершении хулиганства в составе организованной группы (организация нападения на Гаспаряна), в призывах к экстремистской деятельности совершённых публично (побуждение в личных беседах и публичных выступлениях к расправам над выходцами с Кавказа, уроженцами Африки, азиатского региона и лицами исповедующими иудаизм), а также с использованием СМИ и в вовлечении несовершеннолетних в преступную группу. Связанное с молодёжными течениями незначительное дело о хулиганстве было превращено в социально значимую победу правосудия над политическими радикалами, что вместе с набором довольно экзотических для судебной практики статей предопределяло проведение образцово-показательного процесса. Статья за создание экстремистского сообщества вошла в УК в 2002 году (в рамках принятия Государственной Думой закона о противодействии экстремистской деятельности) и насколько я знал, никто ещё по ней к уголовной ответственности не привлекался. Следовательно, процесс вызовет повышенный интерес СМИ, и, к сожалению, не могло быть сомнений в негативном характере этого интереса. В ближайшем времени мне суждено стать объектом коллективной ненависти, одним из главных злодеев на российском телевидении в прессе; этот факт я осознал уже через несколько минут после ареста. Впрочем, ценность антирекламы я считал в большей степени положительной, а образ антигероя мне импонировал; но наивная надежда на объективное и беспристрастное судебное разбирательство в таких условиях не могла оправдаться: моя юридическая защита оказалась заранее обречённой на поражение… С невесёлыми мыслями входил я в Октябрьский федеральный суд Адмиралтейского района Санкт-Петербурга.

Процедура избрания меры пресечения прошла в темпе не оставляющем времени для переживаний: представляющая сторону обвинения прокурор Кузнецова (очень красивая девушка нордического расового типа, грациозно-сексуальная в синей форме советника юстиции, с прекрасным лицом и фанатичным взглядом) перечислила вменённые преступления и заявив, что оставаясь на свободе я могу продолжить преступную деятельность, потребовала немедленного ареста; адвокат попросил отпустить меня под подписку о невыезде; я поддержал его ходатайство, ссылаясь на то, что всегда являлся по повесткам, не делал попыток скрыться, ранее не судим, трудоустроен и имею регистрацию в Петербурге; судья (худощавый мужчина в чёрном костюме с неожиданно интеллигентным, умным лицом) выслушал всех и удалился для принятия решения; через десять минут он «Именем Российской Федерации» огласил постановление о заключении меня под стражу и препровождении в следственный изолятор «Кресты» (учреждение ИЗ-47/1 Минюста РФ). Моя судьба была решена.

КПЗ

Тусклый свет лампочки в забранном металлической сеткой пыльном плафоне, бетонный пол, грубо окрашенные масляной краской стены. Я находился в КПЗ (камера предварительного заключения) — небольшом тюремном блоке из нескольких камер на подвальном этаже районного отдела милиции. Полностью обнажённый я стоял посреди комнаты для обысков и, подрагивая от холода, ждал пока милиционеры досмотрят мою грудой сваленную на канцелярском столе одежду.

…Меня привезли на милицейском уазике ещё несколько часов назад, и всё это время пришлось провести в камере-«обезьяннике». Каждый простой гражданин России знает, что в отделениях милиции есть камеры для задержанных двух типов — так называемые обезьянники и аквариумы. Первые представляют собой обычные клетки, сваренные из толстых стальных прутьев, тогда как вторые — полностью изолированные помещения имеющие, по крайней мере, одну стенку из оргстекла. Преимущества нахождения в клетке — неограниченный доступ воздуха и возможность видеть происходящее вокруг. Наблюдая сквозь прутья обезьянника за милиционерами и задержанными, я стал свидетелем нескольких весьма характерных сцен. Сначала доставили двух молодых людей находящихся в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. Они были настолько пьяны, что их не стали закрывать в камеру, а просто положили на стоящую у стены лавку и, повалившись друг на друга, они сразу заснули. Но ненадолго: внезапно одному из юношей стало плохо и его обильно вырвало на пол, прямо под ноги проходящему мимо милиционеру. К чести правоохранителя, он и пальцем не тронул студента, очевидно, осознавая его полнейшую невменяемость. Поскольку кроме студентов и меня, других задержанных не было и нельзя было заставить кого-нибудь убраться, вонючая лужа так и осталась «благоухать» посреди комнаты приёма задержанных. Однако минут через двадцать привели представительницу древнейшей профессии — довольно жалкое неопрятное создание неопределённого возраста. Раньше я неоднократно слышал о том, что уличных проституток заставляют мыть полы в милицейских отделах (не говоря уже об услугах иного рода), но увидеть это собственными глазами довелось впервые… Чуть позже привели ещё одного пьяного гражданина и посадили в соседней камере — одиночной камере предназначенной для особо буйных задержанных. Мужчина лет сорока был изрядно навеселе и не стеснялся в выражениях: не успокаиваясь ни на минуту, он наполнил помещение непрерывным потоком громкой брани, беззастенчиво материл и задирал милиционеров, осыпал их градом оскорблений и угроз. И вот карательная группа из троих вооружённых резиновыми дубинками стражей порядка дала аргументированный ответ на все его претензии… Спустя три-четыре минуты крики истязуемого затихли, сменившись приглушённым стоном…

Просмотр сперва казавшихся забавными живых миниатюр из жизни отдела милиции скоро вызвал утомление, после психологически напряжённого дня я чувствовал себя уставшим и когда клетку, наконец, открыли, чтобы отвести меня в КПЗ, ощутил облегчение. Пройдя через несколько коридоров и миновав две металлические двери, я по крутой лестнице спустился ниже уровня земли. Ещё одна стальная дверь и короткий темный коридор предвариловки: налево закрытые двери трёх или четырех камер, направо комната для обысков и другие помещение персонала. Процедура полного досмотра: я разделся, двое милиционеров тщательно обыскали и прощупали мою одежду, не найдя ничего запрещённого разрешили одеться. Меня вывели в коридор, и я вошёл в открытую камеру. Дверь захлопнулась.