Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу
* * *
Через несколько дней меня вызывает генерал Строкач. Он собран и немного взволнован.
— Ну, подполковник, собирайся. Поедем в Военный совет фронта. Захвати карту Карпатского рейда. Ту самую…
— Я ведь уже докладывал…
— Ладно, придется повторить. Командующий интересуется.
«Та самая» карта — это коллективное творчество наших штабистов во главе с Васей Войцеховичем — военным топографом, а по мирной профессии — мелиоратором–лесником. Выполнял ее Семен Тутученко — архитектор и энтузиаст всяких «изобразительных дел».
Еще в Полесье, на хуторе Конотоп, создавалось это произведение. Долгими днями, лежа на животе, Вася и Сеня клеили из отдельных листов огромную «простыню». Под рукой была только километровка. Разными красками выводили они на ней маршрут Карпатского рейда, запечатлевая все лихие дела и мытарства памятного лета 1943 года.
Вначале думали обозначить рейд топографическими знаками. Но Семену это показалось скучным.
— Не люблю я всяческого убожества, — приговаривал он, рисуя на карте паровозы и вагоны, свалившиеся под откос под Тарнополем пятого июля 1943 года.
Начальник штаба Григорий Яковлевич Базыма твердил ему нравоучительным тоном сельского учителя:
— А ты не колеса вымалевывай на своей картинке, а цифру точную лучше поставь. И чтобы она читалась сразу.
Но Тутученко не сдался: изобразил мосты через реки Гнезна, Золотая Липа, Быстрица и Днестр, взорванные нами в первой половине июля сорок третьего; много потрудился над нефтяными вышками, взгромоздившимися прямо на откосы Карпатского хребта; старательно вырисовал танки, подбитые на шоссейной дороге Станислав — Львов; задрал из ущелья под селом Манява хвост «Мессершмитта–110», сбитого ружейно–пулеметным огнем; наставил флажков на высотах возле Яблонового перевала, показывая пунктиром пути разведчиков, шагнувших за венгерскую границу и забравшихся на вершины Говерлы и Попа Ивана; старательно вычертил паутину обратных маршрутов, возникших в результате «Звездного маневра», который совершили наши партизаны из Карпат.
С этой–то картой и поехали мы в закрытой машине в штаб Первого Украинского фронта, куда–то под Житомир.
Нас пригласили в кабинет генерала армии Ватутина. Командующего еще не было. Но там находился уже член Военного совета фронта Н. С. Хрущев.
— Сумеете кратко доложить? — спросил Никита Сергеевич.
— О Карпатском рейде?
— Да. Кратко, сжато. И на военную сторону не напирайте, как тогда в Харькове. Больше на обстановку и характеристику вражеского тыла. Подготовьтесь. Если надо — набросайте конспект. Это что у вас в руках?
— Карта.
— Хорошо. Легче будет ориентироваться.
Конспект набросать не удалось: вошел Ватутин. Поздоровавшись, он вопросительно посмотрел на члена Военного совета.
Хрущев сказал:
— Это товарищ, которым вы интересовались. Из Карпат.
Ватутин беглым взглядом окинул мою фигуру. Подполковник, всего лишь месяц перед этим сбросивший штатский костюм и брыль крестьянина, я, видимо, не произвел на него должного впечатления своим внешним видом. Ватутин задал несколько вопросов анкетного содержания: откуда родом, где воевал, сколько времени пробыл в тылу врага?
Затем заглянул в открытый блокнот и, взяв хорошо отточенный карандаш, спросил:
— Сколько времени были в горах?
— Два с половиной месяца, товарищ генерал армии.
— Вы сами, лично?
— Сам, лично, в составе партизанского соединения генералов Ковпака и Руднева.
— Соединения? Как понимать?
— Объединенный сводный отряд из четырех отрядов–батальонов.
— Численность?
— В момент выхода в рейд тысяча семьсот тридцать шесть человек.
— Вооружение?
— Две горные полковые пушки семидесятишестимиллиметровки, пять противотанковых сорокапятимиллиметровых, тридцать две бронебойки, десять батальонных и сорок два ротных миномета, около двухсот пулеметов, четыреста семьдесят автоматов. Остальные вооружены винтовками. Стрелковое оружие — примерно треть трофейного, две трети наших систем.
— Связь?
— Семь радиостанций облегченного типа.
— Ну, и куда же вы дошли?
— До советско–венгерской границы в районе Яблонового перевала.
— Точнее можете? По карте? — Он посмотрел на стену, где висела задернутая занавеской штабная карта. Затем мельком вопросительно взглянул на члена Военного совета.
Я перехватил этот взгляд, но сделал вид, что ничего не заметил. Раскрывать и показывать карту фронта с нанесенной на нее обстановкой человеку, который, может быть, и побывал в Карпатах, командующий, конечно, не мог. Тем более, что черт его знает, куда занесет еще военная судьбина этого бородача. В вопросах генерала сквозило что–то вроде недоверия. Мои ответы, пожалуй, воспринимались им как рассказы охотников или рыболовов. Все, что я сообщал, его явно интересовало, но верить на слово он не привык. А я уже оправился от первого смущения, возникшего вследствие неравенства положения и слабого владения штабным языком. Во мне заговорила партизанская жилка, желание убедить большого начальника в своей правоте. Как можно безразличнее я сказал:
— Разрешите, товарищи генералы, по своей карте?
Ватутин молча кивнул головой. И тут случился неожиданный конфуз. «Простыня» наша была огромного размера, она никак не умещалась на столе. Разворачивая громыхающие, на совесть склеенные тестом листы, я громоздил их складками на столе. Заметив, что мне никак не удается добраться до лицевой стороны карты, Ватутин неопределенно хмыкнул. Член Военного совета пришел на выручку. Весело посмеиваясь, Хрущев сказал:
— Да расстели ты ее на полу, партизан. Не влезает твоя карта на штабные столы!
И сам помог мне в этом.
На полу раскинулось изображение Полесья, Приднестровья и Карпат. Вся Западная Украина, Тарнопольщина и. Львовщина, Покутье, Буковина и Гуцулия, верхушка Венгрии, часть Румынии, север Бессарабии — огромным бело–зеленым ковром лежали у наших ног. Ватутин быстрым профессиональным взглядом окинул в правом углу условные обозначения, затем подошел к левому углу, где кончался южный крюк Карпатского рейда, подтянул бриджи, склонился на колено и, облокотившись, прилег боком на карту. Посмотрел на некоторые пункты, реки и переправы, быстро и ловко вскочил на ноги, еще раз подошел к правому углу, перевел взгляд с карты на меня.
— Изображено неплохо, — сказал он, обращаясь к члену Военного совета. — Но есть вопросы. Я хотел бы получить на них ясный, а главное, правдивый ответ. Сказки и легенды нам не нужны. Более того, они вреднее самой непритязательной и неприятной правды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});